Ночь Седьмой тьмы   ::   Истерман Дэниел

Бруклин был безумием, от которого она постоянно пыталась спастись бегством, с тем только, чтобы ее приволакивали обратно, из раза в раз, с растрепанными волосами, сияющими глазами, мягко дикими, с разверстым ртом, в котором застыла песня или протест. Какая Рику разница?

Она чувствовала уверенность, что лето больше никогда не наступит, что в этом году приход зимы не просто неизбежен, но и окончателен. Дрожь пробежала по ее телу; она потягивала свой кофе и смотрела сквозь немытое стекло на меркнущий осенний свет.

* * *



После кофе они закончили распаковывать чемоданы, вернувшись к дешевой одежде – такой только в дощатом шкафу и висеть, – которую никогда не носили в Нью-Йорке, одежде, которую они, возможно, никогда больше не наденут. Анжелина проводила по ней пальцами, складывая, чтобы убрать: легкие хлопчатобумажные платья, полосатые бикини, просторные холщовые штаны, которые она брала для работы на выезде. Она вспомнила, как ездила в Швейцарию после смерти матери, то отвращение, с каким она упаковывала тогда старую одежду для раздачи бедным. Как внезапно живые вдруг становились мертвыми, как смерть терлась своим костлявым телом об их наряды, их постельное белье, как она наполняла собой мебель и книги. Анжелина взяла в руки брюки Рика. Ощущение было такое, будто их носил мертвец: они казались ей подержанными, тронутыми тленом. Она молча повесила их на деревянные плечики и убрала подальше, в угол гардероба.

Рику не терпелось заняться любовью.