Ночь пяти стихий   ::   Стальнов Илья

— Ха-ха, Мефодька, — рассмеялся татарин, который почти всегда улыбался и не упускал случая побалагурить, — видать, прослышал Егорий, что такой зверь, как ты, в лесах завелся, и понял, что ни браги, ни жратвы, ни баб своих не видать ему теперь, вот с горя засаду и поставил.

— Эх, чертяга, тебе бы лишь бы ртом своим беззубым лыбиться, а у нас жратва и пойло скоро выйдут. Что делать тогда будем? — обеспокоенно произнес Мефодий.

— Ха, не пустил тебя Антип в свой огород, — не унимался татарин. — Тебя, Мефодька, только тебя испугался. Нас-то что бояться? Нам много не надо. Ты ж дело другое. Вон какое пузо отрастил!

Действительно, живот у Мефодия был необъятный, аппетит еще необъятней, за что и прозвище он заслужил соответствующее — Пузо.

— Эка, разошелся, морда татарская, — беззлобно хмыкнул Мефодий, удовлетворенно положив руки на свой живот. — Не особо шуткуй, а то и зашибить могу.

— Ладно, Мефодька, коль Старостины закрома не по тебе оказались, на, нашей бражки отведай, — татарин протянул свою кружку с брагой. Лик у Мефодия просветлел, он схватил большую кружку и в три глотка опорожнил ее.

Убивец-Евлампий, едва прислушиваясь к разговору, сидел рядом, угрюмый и злой, облокотившись на свой огромный топор. На ухе его запеклась кровь — след от удара стрелецкой сабли. На затылке вздулась здоровенная шишка — ударил ведь ктото дубьем, да еще в самый сладкий момент. Найти бы кто. И вот тогда…

Он поднял свои прозрачные глаза и прикрикнул:

— Хватит кривляться, шуткарь… А тебе, Мефодий, лишь бы брюхо набить… Ох, худо мне!

— Нам тоже худо, — пожал плечами татарин.