JК
Ночью в темных очках :: Коллинз Нэнси
Страница: 265 из 288Он лежал среди мертвой своры, жалобно визжа и пытаясь подняться. Один из колесников прикончил его короткой очередью.
Четверо колесников уставились на кучу мертвых псов людей. Прожектора замигали, потускнели, вспыхнули и погасли.
– Надо возвращаться в дом. Без прожекторов нам тут делать нечего.
– А Деннингс? – прошептал охранник с искалеченной рукой и бледным от болевого шока лицом.
Остальные посмотрели на выпотрошенного товарища, висевшего на дереве.
– Может, его, это, хоть срезать оттуда?
– На фиг. От Деннингса уже никакой пользы.
– Да, но...
– Но что «но»?
– Где его автомат?
Огонь автомата разметал их как пластиковые мешки с пенорезиной и клубничным желе. Соня восхитилась бьющим из ее рук хаосом. Неудивительно, что они так любят эти штуки. Она продолжала стрелять, пока не щелкнул пустой магазин, потом отшвырнула автомат. Лужайка из газона дорогого пригородного дома превратилась в скотобойню.
Когда Соня коснулась ступеней крыльца, лампа над дверью вспыхнула двойной яркостью и – пых! – перегорела, брызнув дождем матового стекла.
Соня прошла мимо роскошной зеркальной рамы в стиле псевдорококо. Безглазые херувимы с детскими лицами глядели на нее из позолоченных виноградных гроздей. Она остановилась посмотреть на свое отражение.
Она была Шивой, она была Кали. Она была всем, что есть в природе темного и страшного, обожаемого и презираемого, почитаемого и отвергаемого.
Четверо колесников уставились на кучу мертвых псов людей. Прожектора замигали, потускнели, вспыхнули и погасли.
– Надо возвращаться в дом. Без прожекторов нам тут делать нечего.
– А Деннингс? – прошептал охранник с искалеченной рукой и бледным от болевого шока лицом.
Остальные посмотрели на выпотрошенного товарища, висевшего на дереве.
– Может, его, это, хоть срезать оттуда?
– На фиг. От Деннингса уже никакой пользы.
– Да, но...
– Но что «но»?
– Где его автомат?
Огонь автомата разметал их как пластиковые мешки с пенорезиной и клубничным желе. Соня восхитилась бьющим из ее рук хаосом. Неудивительно, что они так любят эти штуки. Она продолжала стрелять, пока не щелкнул пустой магазин, потом отшвырнула автомат. Лужайка из газона дорогого пригородного дома превратилась в скотобойню.
Когда Соня коснулась ступеней крыльца, лампа над дверью вспыхнула двойной яркостью и – пых! – перегорела, брызнув дождем матового стекла.
Соня прошла мимо роскошной зеркальной рамы в стиле псевдорококо. Безглазые херувимы с детскими лицами глядели на нее из позолоченных виноградных гроздей. Она остановилась посмотреть на свое отражение.
Она была Шивой, она была Кали. Она была всем, что есть в природе темного и страшного, обожаемого и презираемого, почитаемого и отвергаемого.