JК
Лагерный пахан :: Колычев Владимир Георгиевич
Страница: 64 из 75Вот и скажи теперь, что зря он так ревностно оберегал свой баул от вражеских поползновений…
Под конвоем, по гулким коридорам, по железным лестницам с этажа на этаж, под стук ключа-вездехода и окрики конвойного… Так пролегал его путь в камеру, которая и должна была стать его домом на ближайшие два-три месяца…
Глава 4
Лето, солнце жарит и палит, духота в изоляторе такая, что мокрая одеждавысохла б в два счета, если бы не чрезмерная влажность. Но по тюремным коридорам мало-мальски гулял сквознячок, а в камеру, куда попал Трофим, свежий воздух не заглядывал как минимум с утра. Зато дыму под самый потолок…
Но без табачного дыма здесь никак нельзя, вперемешку с испарениями карболки он хоть как-то заглушал вонь от параши. И вату из матрацев используют для того же – жгут ее, чтобы перебить зловоние. Уж лучше пусть глаза режет от дыма…
Камера не самая большая, но и не маленькая – квадратов двадцать. Сплошь и рядом – шконки, сваренные из железных полос и уголков; в узком проходе между ними намертво вмурован в пол длинный стол. И везде, куда ни кинешь взгляд – арестанты. Стоят, сидят, лежат. Один на толчке тужится, взбаламученно зыркая по сторонам. Даже на потолке, и то движение – какой-то мэн с третьего яруса водит по нему ногой, – или чудя свои вентилирует, или таким вот макаром вытягивает прохладу из потолочного перекрытия… Впрочем, обитатель «пальмы» Трофима не интересовал.
Опытным взглядом он выцепил особых людей, блаткомитет – наколки, фиксы, пугающая уверенность в собственном превосходстве над серой арестантской массой. Блатные, черная масть, коренные и потому главенствующие обитатели тюрьмы.
Стол незримо делился на две части – ту, которая поближе к двери, занимали простые смертные, жались друг к другу в ожидании, когда освободится дальняк, чтобы перекусить жалкими крохами из своих торб.
Под конвоем, по гулким коридорам, по железным лестницам с этажа на этаж, под стук ключа-вездехода и окрики конвойного… Так пролегал его путь в камеру, которая и должна была стать его домом на ближайшие два-три месяца…
Глава 4
Лето, солнце жарит и палит, духота в изоляторе такая, что мокрая одеждавысохла б в два счета, если бы не чрезмерная влажность. Но по тюремным коридорам мало-мальски гулял сквознячок, а в камеру, куда попал Трофим, свежий воздух не заглядывал как минимум с утра. Зато дыму под самый потолок…
Но без табачного дыма здесь никак нельзя, вперемешку с испарениями карболки он хоть как-то заглушал вонь от параши. И вату из матрацев используют для того же – жгут ее, чтобы перебить зловоние. Уж лучше пусть глаза режет от дыма…
Камера не самая большая, но и не маленькая – квадратов двадцать. Сплошь и рядом – шконки, сваренные из железных полос и уголков; в узком проходе между ними намертво вмурован в пол длинный стол. И везде, куда ни кинешь взгляд – арестанты. Стоят, сидят, лежат. Один на толчке тужится, взбаламученно зыркая по сторонам. Даже на потолке, и то движение – какой-то мэн с третьего яруса водит по нему ногой, – или чудя свои вентилирует, или таким вот макаром вытягивает прохладу из потолочного перекрытия… Впрочем, обитатель «пальмы» Трофима не интересовал.
Опытным взглядом он выцепил особых людей, блаткомитет – наколки, фиксы, пугающая уверенность в собственном превосходстве над серой арестантской массой. Блатные, черная масть, коренные и потому главенствующие обитатели тюрьмы.
Стол незримо делился на две части – ту, которая поближе к двери, занимали простые смертные, жались друг к другу в ожидании, когда освободится дальняк, чтобы перекусить жалкими крохами из своих торб.