О людях и бегемотах   ::   Мусаниф Сергей

Он сказал, что если Ахмед не пойдет воевать в горы, то араб убьет его и вырежет всю его семью. И Ахмед взял аванс, взял автомат Калашникова, поцеловал на прощание детей и пошел в горы.

Пяти тысяч долларов ему никто так и не заплатил. В горах было холодно и мерзко, федералы, сменившие необстрелянных салаг на матерых волков из спецназа, периодически обстреливали лагеря и совершали боевые вылазки, так что к пробуждениям посреди ночи и марш-броскам в темноту ему пришлось привыкнуть. Борода, которую Ахмеду теперь запрещалось брить, зудела и колола лицо, приклад автомата оставлял синяки на плече, а ремень то и дело натирал кожу. Жили боевики впроголодь, и кто-нибудь постоянно болел. В общем, обещанным вербовщиком триумфальных вхождением в остатки Грозного и не пахло, и Ахмед начал подумывать, не совершить ли ему еще один марш-бросок, на этот раз в индивидуальном зачете, и не явиться ли ему на пункт приема военнопленных на предмет обещанной амнистии.

Их отряд, если пятнадцать человек, из которых трое были неизлечимо больны и более всего напоминали ходячие трупы, можно было назвать отрядом, стоял лагерем (три дырявые палатки вокруг костра) в каком-то аллахом забытом ущелье. Их полевой командир, араб-наемник, борода которого достигала пряжки его же ремня, все время пытался с кем-то связаться по рации, но успеха не достиг.