JК
Обитатели миража (пер. Д.Арсеньева) :: Меррит Абрахам Грэйс
Страница: 5 из 53Конечно, по правде говоря, и страх, но смешанный с негодованием… с сопротивлением жизни ее отрицанию… вздымающийся, ревущий, жизненный гнев… яростная борьба тонущего с душащей его водой, гнев свечи против нависшего над ней огнетушителя…
Боже! Неужели все так безнадежно? Если то, что я подозреваю, правда, думать так с самого начала — значит обречь себя на поражение.
Со мной Джим. Как сохранить его, удержать в стороне?
В глубине души я никогда не смеялся над подсознательными предчувствиями, которые он называет голосом своих предков. И когда он заговорил об Усунхию, Земле Тьмы, холодок пополз у меня по спине. Разве не говорил старый уйгурский жрец о Земле Теней? Я как будто слышал эхо его голоса.
Я посмотрел туда, где лежал Джим. Он мне ближе моих собственных братьев. Я улыбнулся: браться никогда не были близки мне. В старом доме, в котором я родился, я был чужим для всех, кроме моей матери, норвежки с добрым голосом и высокой грудью. Младший сын, пришедший нежеланным, подмененный ребенок. Не моя вина, что я явился на свет как атавистическое напоминание о светловолосых синеглазых мускулистых викингах, ее далеких предках. Я вовсе не был похож на Ленгдонов. Мужчины из рода Ленгдонов все смуглые, стройные, с тонкими чертами лица, мрачные и угрюмые, поколение за поколением формировавшиеся одним и тем же штампом. С многочисленных семейных портретов они сверху вниз смотрели на меня, как на подмененного эльфами, смотрели с высокомерной враждебностью.
Боже! Неужели все так безнадежно? Если то, что я подозреваю, правда, думать так с самого начала — значит обречь себя на поражение.
Со мной Джим. Как сохранить его, удержать в стороне?
В глубине души я никогда не смеялся над подсознательными предчувствиями, которые он называет голосом своих предков. И когда он заговорил об Усунхию, Земле Тьмы, холодок пополз у меня по спине. Разве не говорил старый уйгурский жрец о Земле Теней? Я как будто слышал эхо его голоса.
Я посмотрел туда, где лежал Джим. Он мне ближе моих собственных братьев. Я улыбнулся: браться никогда не были близки мне. В старом доме, в котором я родился, я был чужим для всех, кроме моей матери, норвежки с добрым голосом и высокой грудью. Младший сын, пришедший нежеланным, подмененный ребенок. Не моя вина, что я явился на свет как атавистическое напоминание о светловолосых синеглазых мускулистых викингах, ее далеких предках. Я вовсе не был похож на Ленгдонов. Мужчины из рода Ленгдонов все смуглые, стройные, с тонкими чертами лица, мрачные и угрюмые, поколение за поколением формировавшиеся одним и тем же штампом. С многочисленных семейных портретов они сверху вниз смотрели на меня, как на подмененного эльфами, смотрели с высокомерной враждебностью.