Окаянный груз   ::   Русанов Владислав

Подскарбий резво, будто и не оброс жирком к концу пятого десятка, соскочил с сундука, привычно развернулся лицом к храму святого Анджига Страстоприимца — прожив больше чем полжизни в столице, он делал это безошибочно.

— Присягаю тебе, Господи, вера моя крепка и незыблема, как у мучеников седой древности, что с улыбкой на смерть ради тебя шли!

Правая ладонь Зджислава легла на сердце, потом на усы и на чело — освященное вековой церковной традицией знамение. Согласно канону вероисповедания Великих и Малых Прилужан, Морян и части Заречья этот жест обозначал: из сердца — в уста, из уст — в разум.

Польный гетман невольно повторил жест товарища. Поклонился:

— Прости. Прости, пан Зджислав, что усомнился в тебе. Сам же виновен — ошеломил рассказами о смутьянах и предателях.

— Ладно, ладно, — отмахнулся подскарбий. — Я тебе еще всего не рассказал. Присаживайся, пан Чеслав. В ногах правды нет.

— А где она есть? — вздохнул гетман, возвращаясь на банкетку.

— Где-то ж да есть! — усмехнулся одними губами придворный. — Думаю, она там, где мы сами ей дом построим. Никто за нас нашего дела не сделает.

— Правильно говоришь, пан Зджислав. Согласен с тобой. Сказывай дальше. Все как есть, без утайки.

— А сказывать не так и много осталось. Есть у меня опасение великое, что по смерти Витенежа, государя нашего, великая смута на Сейме учинена может быть. Выговчане да жители близлежащих воеводств — Тесовского да Скочинского — всё сделают, костьми лягут, чтоб не допустить князя Януша к короне.