Омерзение   ::   Володихин Дмитрий Михайлович

Ее вооружение сводилось к скорбному взгляду и плакатику, где сообщалось, что побирушкой стала «жертва психиатрических репрессий», которой «не дают работать» и «не разрешают выехать». Родители Игоря умерли в один год, сначала отец, а через десять месяцев мать. Из этих десяти месяцев вдова провела девять в психиатрической лечебнице, выносив-таки собственную смерть. Игорь навещал ее регулярно (одиннадцать! одиннадцать! одиннадцать!), поэтому имел некоторое представление о том, как примерно могли бы выглядеть жертвы психиатрических репрессий. Женщина не имела ни малейшего сходства. Она ничем не пахла. В тексте плакатика составитель не сделал ни единой трогательной орфографической ошибки. Явно, у нее не было способностей к ремеслу побирушки. Третьим нищим, ненадолго, видимо, сделался молодой парень. Он сидел на замызганном махровом полотенце, обмотав голову шарфом так, что виднелись только глаза, да ноздри. Для сбора денег парень приспособил обувную картонную коробку. Ни грана профессиональных навыков. Либо это настоящая беда, и ему пришлось унизиться, чтобы спастись от чего-то серьезного, либо (что столь же вероятно) водка, наркота, пари, журналист на вольных хлебах… Интересно, что говорил он милиционерам?

Слава Господи, офис, где работал Игорь, был в двух шагах от большой «М» на столбике.



9.00–13.00, а потом 14.00–18.