Они же деревянные   ::   Гуревич Георгий

А с той дорожки лыжня вывела нас на горбатое поле, а с поля — в берёзовую аллею. Кора на солнце казалась оранжевой, неправдоподобно оранжевой, а верхние веточки были розовыми и почти прозрачными: растопыренные детские пальчики наивно хватали небо. По аллее мы скатились в канаву, снова на горку, оттуда в сероствольный ельник.

— Догоняйте, дядя Витя!

Зачем задирается? Не уйти ей от меня. Семенит, коротконожка, а у меня мах, лыжи-скороходы, трехметровый шаг.

Вот за три метра и заметил я то ноздреватое пятно. В голове мелькнуло: “Ледок… скользко…” Мелькнуло: “Лыжня сбита… но проскочу авось…” Левая лыжа скользнула на бугорке, соскочила на правую лыжню, правая лыжа наехала на напарницу, и, скособочившись, я позорно плюхнулся в снег.

Э-эх, те-па!

Ничего не поделаешь, пришлось окликать бежевую, признаваться в своём позоре.

Помаленечку, кое-как передвигался я теперь, не парил — возил ногами. Бежевая мелькала впереди, уходила на полкилометра, потом поджидала меня у красных столбиков, уже не сияющая, недовольно хмурая.

— Видишь, не трагедия, — сказала мне сломанная лыжа. — Иду, могу идти. Мы ещё походим по зимнему лесу… и не только сегодня.

— Молчи уж, — огрызнулся я. — Неслась не разбирая дороги. Правая, левая где сторона? Съехала бы в снег, а то на чужую лыжню…

Конечно, я несправедлив был. Моя вина. Что спрашивать с бедняги? Куда вёл, туда и шла.

Итак, путь наш лежал через ельник. После снегопада нет ничего удивительнее ельника.