Операция прикрытия   ::   Синякин Сергей

Можно тысячу раз сказать, что ты сожалеешь о гибели людей во время падения на землю дирижабля с гордым названием «Гинденбург», но разве эта жалость пронижет твою душу с той же остротой, что ты неизбежно ощущаешь при смерти близкого тебе человека? Ежегодно от недоедания умирают два миллиона человек, но г разве от этого пропадает аппетит у самых нравственных и сердечных людей, разве застревает у них в глотке нежный бифштекс или фаршированная рыба? Трагедия цепляет тебя за душу, если она близка и видима. Блюмкин видел смерть. Если в юности она воспринималась неизбежным злом при построении коммунизма и Яков без особой жалости сам расстреливал тех, кого он считал врагами, препятствующими строительству светлого будущего, то с возрастом пришло осознание того, что совершалась непоправимая ошибка. Нельзя построить человеческое благополучие на крови. Быть может, пониманию этого способствовала личная несвобода. Хлебнув лагерной баланды и зная цену пайке хлеба, Блюмкин сам стал смотреть на многие вещи иначе.

Вся история человечества была историей войн, историей подозрительности и ненависти. И все свое существование человечество стремилось к светлой цели. Как ты его ни называй, будь это царствие небесное на Земле, или общество всеобщего благоденствия, в котором нет классов и достигнуто полное равноправие, а потому отсутствует понятие ненависти, или наивная утопия о справедливом обществе, где у последнего землепашца не менее трех рабов, — каждая попытка была ступенькой на длительном и невероятно тяжелом восхождении к вершине.