Из-за стен дома Уски уже поднимался дымок, но кустам молчальника ни к чему было глушить удары молота: за железо кузнец еще не взялся. Затем Марик миновал двоих дозорных, которые теперь коротали службу и на склоне над каменным домом. Они сидели на нижних ветвях раскидистой сосны вместе со столь огромной зеленой белкой, что баль невольно передернул плечами. Худощавый ремини почесывал зверя за ухом, белка блаженно жмурилась и выпускала из вытянутых лап длиннющие когти. Баль из таких когтей ладили мотыги, а в ближней деревне, куда Марик ходил к тамошнему кузнецу, он видел слепца, которого изувечил зверь, пожалуй, в три раза меньше этого.
На берегу Вег растирал худую белую ногу каким-то вонючим снадобьем и на поклон Марика неожиданно расплылся в улыбке. Ни Оры, ни Кессаа видно не было, но Насьта, сидевший за горячим котлом на вытащенном из воды черном обломке дубового бревна, и радостные крики за прибрежными кустами не оставляли сомнений – девушки поблизости. Ремини теребил в руках трубку с дырочками и время от времени выдувал из нее удивительно чистые звуки.
– Играешь или придуриваешься? – удивился баль, который до сего дня видел только свистульки да бальские пищалки.
– Это как посмотреть, – бросил ремини и пробежался пальцами по отверстиям, неожиданно выпустив над речной гладью светлую мелодию.
– Мастер! – восхитился Марик, но Насьта только вздохнул и спрятал дудочку за пазуху.