JК
Опрокинутый купол :: Буянов Николай
Страница: 412 из 500Кони падают от бескормицы, их копыта вязнут в грязи… Нукеры жаждут крови и золота, и я опасаюсь взрыва недовольства.
– Тот, кого ты назначил темником вместо безвременно ушедшего Кюлькана, ждет возможности отличиться в твоих глазах, светлейший, – неожиданно произнесла старуха. – Эта жирная свинья Субудай был прав: твой дед никогда не шел впереди войска, его дело было повелевать. Пусть Бурундай проверит, правду ли говорит этот урус. Если он возьмет для тебя город, спрятанный среди чащоб, – одари его своей милостью. Если же нет… Значит, не судьба.
К юрте темника Бурундая были прикреплены девять бунчуков с конскими хвостами – по числу туменов личного войска Бату-хана. Кони выкапывали из-под снега траву, никогда не знавшую ни серпа, ни косы. С севера задул холодный режущий ветер, пригнавший горы мелкого оледенелого инея, и пленный урус заворочался в неглубокой яме, куда его бросили накануне. Однако движение причинило ему острую боль, и он затих, стараясь унять дрожь.
Удар ногой по ребрам вернул его в чувство. Он попытался подняться, но сумел лишь повернуть голову. Над ним, заслоняя неприветливое серое небо, стоял высокий монгол в длинной лисьей шубе, с кривой саблей в драгоценных ножнах на поясе. Лицо монгола пересекал старый побелевший шрам – он тянулся от виска через глаз и широкую скулу к подбородку. Золотая пайцза украшала никогда не мытую шею. Они никогда не моются, почему-то вспомнилось пленному. Они считают, что вместе с грязью вода смывает удачу в бою.
– Тот, кого ты назначил темником вместо безвременно ушедшего Кюлькана, ждет возможности отличиться в твоих глазах, светлейший, – неожиданно произнесла старуха. – Эта жирная свинья Субудай был прав: твой дед никогда не шел впереди войска, его дело было повелевать. Пусть Бурундай проверит, правду ли говорит этот урус. Если он возьмет для тебя город, спрятанный среди чащоб, – одари его своей милостью. Если же нет… Значит, не судьба.
К юрте темника Бурундая были прикреплены девять бунчуков с конскими хвостами – по числу туменов личного войска Бату-хана. Кони выкапывали из-под снега траву, никогда не знавшую ни серпа, ни косы. С севера задул холодный режущий ветер, пригнавший горы мелкого оледенелого инея, и пленный урус заворочался в неглубокой яме, куда его бросили накануне. Однако движение причинило ему острую боль, и он затих, стараясь унять дрожь.
Удар ногой по ребрам вернул его в чувство. Он попытался подняться, но сумел лишь повернуть голову. Над ним, заслоняя неприветливое серое небо, стоял высокий монгол в длинной лисьей шубе, с кривой саблей в драгоценных ножнах на поясе. Лицо монгола пересекал старый побелевший шрам – он тянулся от виска через глаз и широкую скулу к подбородку. Золотая пайцза украшала никогда не мытую шею. Они никогда не моются, почему-то вспомнилось пленному. Они считают, что вместе с грязью вода смывает удачу в бою.