Орден. Дальняя дорога   ::   Шидловский Дмитрий

Записав что-то, он снова запищал, а худощавый перевел:

– Признаешь ли ты, что громогласно поносил Ингерманландский орден, Гроссмейстера и Святую Церковь? Признаешь ли, что, когда верные слуги магистрата попробовали обуздать тебя, напал на них с намерением убить?

– Нет, – только и успел вымолвить Артем, как монах хлопнул ладонью по столу. Заорал, как резаный, а худощавый спокойно продолжал переводить:

– Лжешь, проклятый еретик. Ты и все отродье ваше будете гореть в геенне огненной. Вина твоя доказана, и свидетельством тому слова слуг магистрата. Судьба твоя будет решена сегодня же.

Монах ухватился за колокольчик. Громко заорал по-немецки. Артем распознал слова: “Уведите его”.

– Но позвольте же мне сказать… – только и произнес он.

Худощавый отвернулся и даже не стал переводить.

Дверь в камеру скрипнула, и вошел худощавый человек в форме ополченца. На нем была такая же кожаная куртка, как на всех ополченцах, только более добротно выделанная. Сапоги и штаны были весьма недешевы. На шее висел знак ополчения, только не медный, а серебряный. Под курткой угадывалась легкая кольчуга. Роскошь, недоступная местным ополченцам. Меч на боку у него висел более длинный, чем у ополченцев. Такой, как носят ландскнехты. На вид ему было за сорок. Светловолос, брит. Держался чрезвычайно прямо с явным чувством превосходства. За ним встали в дверях два ополченца. Только менее брюхатые и поосанистей, чем те, что патрулировали улицы. Без алебард, но при коротких ополченческих мечах.

– Меня зовут Клаус Цильх, – медленно, с сильным немецким акцентом, но по-русски начал вошедший. Говорил он, как актеры, игравшие немецких оккупантов в советских фильмах сороковых годов. – Я командир ополчения.