JК
Осмотр на месте :: Лем Станислав
Страница: 7 из 413В конце концов я все же вырвался от него и ушел от погони (он что-то кричал мне вслед даже на лестнице); крайне рассерженный неудачей – ведь о Швейцарии я не узнал ничего, – я вернулся в гостиницу, и оказалось, что несколько особенно забористых примеров, которые он мне декламировал, плотно застряли в моем мозгу; чем больше я силился их забыть, тем упорнее они лезли мне в голову. Впрочем, по-своему этот кузен был, возможно, и прав, указывая мне на большую надпись над своим рабочим столом: Homo sum et humani a me alienum рuto. [3]
В конце концов я выбрал Швейцарию. Я уже давно лелеял в душе ее образ. Встаешь рано, в шлепанцах подходишь к окну, а там – альпийские луга, лиловые коровы с большими буквами «MILKA» [4] на боках; под перезвон их буколических бубенцов идешь в столовую, где в тонком фарфоре дымиться швейцарский шоколад, а швейцарский сыр услужливо сверкает росинками, потому что настоящий эмментальский всегда чуть-чуть потеет, особенно в дырочках; садишься, гренки хрустят, мед пахнет альпийскими травами, а блаженную тишину подчеркивает торжественное тиканье настенных швейцарских часов. Ты разворачиваешь свежую «Нойе Цюрхер Цайтунг» и видишь, правда, на первой полосе войны, бомбы, цифры убитых, но все это так далеко, словно через уменьшительное стекло, потому что вокруг тишина и спокойствие. Может, где-то и есть несчастья, но не здесь, в области минимального террористического давления; вот, пожалуйста, на всех страницах кантоны беседуют между собой приглушенным банковским диалектом, и ты откладываешь непрочитанную газету – ведь если все идет, как швейцарские часы, зачем читать? Неторопливо встаешь, одеваешься, напевая старую песенку, и идешь на прогулку в горы. Что за блаженство!
Примерно так я себе это представлял.
В конце концов я выбрал Швейцарию. Я уже давно лелеял в душе ее образ. Встаешь рано, в шлепанцах подходишь к окну, а там – альпийские луга, лиловые коровы с большими буквами «MILKA» [4] на боках; под перезвон их буколических бубенцов идешь в столовую, где в тонком фарфоре дымиться швейцарский шоколад, а швейцарский сыр услужливо сверкает росинками, потому что настоящий эмментальский всегда чуть-чуть потеет, особенно в дырочках; садишься, гренки хрустят, мед пахнет альпийскими травами, а блаженную тишину подчеркивает торжественное тиканье настенных швейцарских часов. Ты разворачиваешь свежую «Нойе Цюрхер Цайтунг» и видишь, правда, на первой полосе войны, бомбы, цифры убитых, но все это так далеко, словно через уменьшительное стекло, потому что вокруг тишина и спокойствие. Может, где-то и есть несчастья, но не здесь, в области минимального террористического давления; вот, пожалуйста, на всех страницах кантоны беседуют между собой приглушенным банковским диалектом, и ты откладываешь непрочитанную газету – ведь если все идет, как швейцарские часы, зачем читать? Неторопливо встаешь, одеваешься, напевая старую песенку, и идешь на прогулку в горы. Что за блаженство!
Примерно так я себе это представлял.