Островитянин   ::   Робертс Джон Мэддокс

Перед их с Данутом хижиной уже горел костер, и, приблизившись, Гейл первым делом воткнул в землю свое копье, а затем принял у одного из сидящих рядом мальчиков чашу с каггьим молоком. Сделав пару глотков, он передал чашу соседу. Молоко было с последней дойки и еще не успело остыть, но сегодня в него не стали добавлять кровь из яремной вены теленка, потому что в лагере жарили свежее мясо.

— И кто сегодня стал нашим кормильцем? — поинтересовался Гейл, косясь на вертел, где исходили соком и ароматным жирком розоватые ломти.

— Мохнатые Змеи, — отозвался Ребья, точивший свой бронзовый кинжал, которым немало гордился. Когда он улыбался, становилась заметна широкая щель между передними зубами. — Во время вчерашней бури у них молнией убило двух кагг однолеток. Тем хуже для них… и тем лучше для нас.

Когда гибли кагги, то их мясо делили между всеми членами общины, причем лучшие куски, конечно же, доставались старшим воинам и старейшинам. Ничего не получало лишь то племя, которое и понесло утрату. Они принимали трехдневный траур, пили одну только воду и мазали лица сажей.

Приподняв вертел, Гейл понюхал мясо, но есть пока не решился: хотя пастухи и пили свежую каггью кровь, но непрожареное мясо есть опасались, полагая, что в таком куске могла задержаться душа животного. Душа может обидеться, если ее съедят, и жестоко отомстить. Хорошо еще, если человек отделается несварением желудка, но ведь может и до смерти довести!

Тем временем, небо потемнело, лишь далеко на западе озаряясь яркими зарницами.