Арестант   ::   Константинов Андрей

Из-под расстегнутого ватника выглядывала неуставная куртка с целой батареей шариковых ручек в нагрудном кармане.

Обнорский, похожий на негра (только белки глаз да зубы выделялись), являл собой полный контраст — грязная брезентовая роба, стоящая колом от специальной огнеупорной пропитки, прожженные, разбитые кирзачи, разводы пота на лице… Зверев едва узнал в нем борзого зэка из столовой… Два мира — две судьбы, — писали раньше в Правде.

— Здорово, земляк, — сказал Зверев. — Я тоже питерский, Саша меня зовут.

— Андрей, — ответил Андрей. Блеснули белые шведские зубы.

— Потолкуем? — спросил Зверев, протягивая открытую пачку «Мальборо».

— О чем? — сказал Обнорский и, игнорируя «Мальборо», вытащил из кармана грязную, захватанную пачку «Примы».

— Ну как работается-то? Что льешь?

— Форму 12, — ответил Андрей, усмехаясь. — Слыхал?

— Поросят, значит? Та еще работенка. Обнорский посмотрел удивленно: жаргонное название отливки N 12 — поросенок — было специфически узким, бытовало только среди работяг. Зверев щелкнул зажигалкой, усмехнулся:

— Ну что смотришь? Я на поросятах сам немало отпахал. Так что знаю.

Он протянул зажигалку, дал прикурить Андрею. Потом прикурил сам.

— Я, Андрей, этих поросят лил, еще когда ты по Невскому гулял. Тоже, кстати, за бунтарский дух попал… по дурости.

— Значит, и я по дурости? — с иронией спросил Обнорский, глядя в глаза Звереву. От завхоза слегка пахло хорошим одеколоном.