JК
Охотник за смертью :: Игнатова Наталья Владимировна
Страница: 8 из 858К тому же Хельг понятия не имел о том, как похожи Орнольф и Дигр. Всей разницы, что Пес, он и есть Пес.
А еще нельзя было помогать. Даже если видишь, что вот-вот подвернется под ноги коварная ступенька, даже если колючая ветка над дорожкой грозит выхлестнуть незрячие глаза, даже тогда… никогда. Нельзя и все.
Зато если видишь, как кто-нибудь из Псов паясничает, передразнивая калеку, ему можно навешать таких «горячих», чтоб надолго зарекся дразниться.
– Почему – Паук?
– Потому что я плету паутину, – объяснил Эйни. – И вижу, как плетутся чары.
– Ты – что?!
– Вижу. Нет, не глазами.
* * *
Жена Старейшего Оржелиса, родила двойню. Близнецов – мальчика и девочку. Добрый знак – рождение близнецов, но для Старейшего он стал знаком зловещим. Мальчик родился слепым, и повивальные бабки шептались по углам, что лаумы, помогавшие роженице, разлетелись из дома, закрывая лица, напуганные увиденным. А в груди у молодой матери не было молока, и она заходилась слезами при одном взгляде на страшненького младенца, с глазами прозрачными, как вода, и неподвижными, как камень.
Оржелис не слушал бабок. И ни единым словом не попрекнул жену. Он отнес сына в святилище, отдал в жертву богу, который с равной охотой принимал кровь человеческую и звериную, но, конечно, как любой из богов, предпочитал кровь князей.
– Ишь ты, – только и хмыкнул случившийся там странник-вайдила, взглянув на младенца.
А еще нельзя было помогать. Даже если видишь, что вот-вот подвернется под ноги коварная ступенька, даже если колючая ветка над дорожкой грозит выхлестнуть незрячие глаза, даже тогда… никогда. Нельзя и все.
Зато если видишь, как кто-нибудь из Псов паясничает, передразнивая калеку, ему можно навешать таких «горячих», чтоб надолго зарекся дразниться.
– Почему – Паук?
– Потому что я плету паутину, – объяснил Эйни. – И вижу, как плетутся чары.
– Ты – что?!
– Вижу. Нет, не глазами.
* * *
Жена Старейшего Оржелиса, родила двойню. Близнецов – мальчика и девочку. Добрый знак – рождение близнецов, но для Старейшего он стал знаком зловещим. Мальчик родился слепым, и повивальные бабки шептались по углам, что лаумы, помогавшие роженице, разлетелись из дома, закрывая лица, напуганные увиденным. А в груди у молодой матери не было молока, и она заходилась слезами при одном взгляде на страшненького младенца, с глазами прозрачными, как вода, и неподвижными, как камень.
Оржелис не слушал бабок. И ни единым словом не попрекнул жену. Он отнес сына в святилище, отдал в жертву богу, который с равной охотой принимал кровь человеческую и звериную, но, конечно, как любой из богов, предпочитал кровь князей.
– Ишь ты, – только и хмыкнул случившийся там странник-вайдила, взглянув на младенца.