JК
Первый год Республики :: Вершинин Лев
Страница: 23 из 107Однако же прошу немедля отбыть в Винницу, к Сергей Иванычу… Не смогу с тобою рядом воевать.
И стало вдруг тихо. Так тихо, что и шаги часового за окном слышны; да что там! — и потрескивание пламени свечного.
— С фронта гоните? — беспомощно.
— Отнюдь. Но и на фронте вам, поручик, с такими мыслями не место…
— Позвольте откланяться?
— Извольте, поручик Муравьев!
Когда дверь, тихо скрипнув, притворилась, выпустив Ипполита, Бестужев скривился, как от зубной боли; сжал кулаки. Что ж, так! никак иначе… а все же сунувшемуся минуту спустя татарину вновь отмахнул рукой: погоди!
Под утро наконец захотелось есть, резко, налетом — вспомнило тело, что вот уж четвертый день и пятую ночь кряду обходилось разве лишь сухариком да глотком из фляги навскидку. Радостный адъютант захлопотал, забегал; лично, ординарцам не доверяя, внес на подносе хохлацкие разносолы: холодная свинина с хреном и укропом моченым, сало, приправленное чесноком, да полдесятка огурчиков малосольных, в рассольной слизи и мелких соблазнительных пупырышках. И — хотелось вроде бы! — а не пошло; совсем немного подъел, скорей даже перехватил, чтобы забить нудьгу в нутре. Запил глотком мадеры. Велел ввести для допроса гайдамаку, невольно сбереженного вспышкою Ипполитовой от сабли татарина. Заране почти решил: подарю жизнь. Однако никак не ждал, что будут у хлопа такие глаза — добрые, синие-синие, почти укрытые сивыми бровями.
И стало вдруг тихо. Так тихо, что и шаги часового за окном слышны; да что там! — и потрескивание пламени свечного.
— С фронта гоните? — беспомощно.
— Отнюдь. Но и на фронте вам, поручик, с такими мыслями не место…
— Позвольте откланяться?
— Извольте, поручик Муравьев!
Когда дверь, тихо скрипнув, притворилась, выпустив Ипполита, Бестужев скривился, как от зубной боли; сжал кулаки. Что ж, так! никак иначе… а все же сунувшемуся минуту спустя татарину вновь отмахнул рукой: погоди!
Под утро наконец захотелось есть, резко, налетом — вспомнило тело, что вот уж четвертый день и пятую ночь кряду обходилось разве лишь сухариком да глотком из фляги навскидку. Радостный адъютант захлопотал, забегал; лично, ординарцам не доверяя, внес на подносе хохлацкие разносолы: холодная свинина с хреном и укропом моченым, сало, приправленное чесноком, да полдесятка огурчиков малосольных, в рассольной слизи и мелких соблазнительных пупырышках. И — хотелось вроде бы! — а не пошло; совсем немного подъел, скорей даже перехватил, чтобы забить нудьгу в нутре. Запил глотком мадеры. Велел ввести для допроса гайдамаку, невольно сбереженного вспышкою Ипполитовой от сабли татарина. Заране почти решил: подарю жизнь. Однако никак не ждал, что будут у хлопа такие глаза — добрые, синие-синие, почти укрытые сивыми бровями.