JК
Пир валтасара :: Шалимов Александр
Страница: 592 из 624Голодают сотни миллионов в Азии, Африке, Латинской Америке, а миллиарды долларов текут на вооружения…
Лишь раз за минувшие двадцать лет я почувствовала себя по-настоящему оптимисткой. Это было в день подписания хельсинкских соглашений. Показалось, что человечество повернёт на путь разума, к подлинной разрядке, мирному сосуществованию, разоружению. Я тогда ещё работала в Москве. Не слишком много лет прошло, а как все изменилось…»
Мэй вздохнула, захлопнула блокнот. «Зачем пишу это? Застарелая привычка стареющей журналистки, у которой все в прошлом и ничего впереди».
Она встала, подошла к окну, подняла раму. Ночь пахнула влажной духотой. Внизу искрился россыпями огней её Лос-Андж, который когда-то она так любила. Мэй оперлась о подоконник, бездумно вглядываясь в мерцание миллионов разноцветных искр, жёлто-оранжевую подсветку бульваров, багровые сполохи реклам. По хайвеям бежали реки света — поток машин не редел и к ночи.
«Что ж, город как город — не хуже и не лучше многих других. Богатый, ярко освещённый, кичащийся роскошью, раздувающийся от гордыни и тщеславия и одновременно больной, несчастный, в червоточинах нищеты и отчаяния».
Где-то вдалеке возник стонущий звук полицейской сирены, он то замолкал, то прорывался снова — настойчивый, тревожный, остерегающий. Кто-то убегает, кто-то пытается поймать… Каждую ночь там внизу совершаются сотни преступлений. Убивают, грабят, калечат, насилуют, отравляют, давят машинами и душат в машинах.
Лишь раз за минувшие двадцать лет я почувствовала себя по-настоящему оптимисткой. Это было в день подписания хельсинкских соглашений. Показалось, что человечество повернёт на путь разума, к подлинной разрядке, мирному сосуществованию, разоружению. Я тогда ещё работала в Москве. Не слишком много лет прошло, а как все изменилось…»
Мэй вздохнула, захлопнула блокнот. «Зачем пишу это? Застарелая привычка стареющей журналистки, у которой все в прошлом и ничего впереди».
Она встала, подошла к окну, подняла раму. Ночь пахнула влажной духотой. Внизу искрился россыпями огней её Лос-Андж, который когда-то она так любила. Мэй оперлась о подоконник, бездумно вглядываясь в мерцание миллионов разноцветных искр, жёлто-оранжевую подсветку бульваров, багровые сполохи реклам. По хайвеям бежали реки света — поток машин не редел и к ночи.
«Что ж, город как город — не хуже и не лучше многих других. Богатый, ярко освещённый, кичащийся роскошью, раздувающийся от гордыни и тщеславия и одновременно больной, несчастный, в червоточинах нищеты и отчаяния».
Где-то вдалеке возник стонущий звук полицейской сирены, он то замолкал, то прорывался снова — настойчивый, тревожный, остерегающий. Кто-то убегает, кто-то пытается поймать… Каждую ночь там внизу совершаются сотни преступлений. Убивают, грабят, калечат, насилуют, отравляют, давят машинами и душат в машинах.