JК
Поезд Ноя :: Щупов Андрей
Страница: 8 из 35Пусть себе буянит, президентов с министрами требует, а вы — молчок. Нету вас — и все тут.
— Ну?
— Вот тебе и ну. Скучно станет паршивцу — и успокоится. Без всяких парламентских дебатов.
— Так как же успокоится? А кокос?
— Не в кокосе дело, кокос — только повод. Я же говорю, Путятин внимание любит, аплодисменты. Не будет публики с аплодисментами, не будет и Путятина. Сам уйдет, вот увидишь. Только чтобы в течение часа никто там даже не мелькал. Первое и непременное условие!
— А пассажиры?
— Пусть потерпят. Зато гарантированно пули в лоб не получат.
— Попробуем, — Марат поднялся. Еще раз копнул почву вокруг чуба. — Хмм… Попробуем!
* * *
Скрипач Дима наигрывал что-то из давнего французского, а может, просто импровизировал на ходу. Смотреть на него было грустно и больно. Он точно гладил свою глубоко музыкальную душу смычком, содрогаясь от неведомых публике сладостных всхлипов. Юное и бледное лицо скрипача собиралось морщинками семидесятилетнего старичка, губы плаксиво кривились. Егор хорошо помнил, как еще около года назад, на что-то надеясь, Дима ходил между столиков, интересуясь у посетителей, кто и что хотел бы услышать. Ему жестокосердечно говорили «спасибо, не надо», Дима возвращался в свой уголок и с отрешенной миной включал аудиосистему. Зеркальные диски он вколачивал в аппаратуру, как пацифист, вынужденный вопреки всему заряжать снарядами ненавистную пушку.
— Ну?
— Вот тебе и ну. Скучно станет паршивцу — и успокоится. Без всяких парламентских дебатов.
— Так как же успокоится? А кокос?
— Не в кокосе дело, кокос — только повод. Я же говорю, Путятин внимание любит, аплодисменты. Не будет публики с аплодисментами, не будет и Путятина. Сам уйдет, вот увидишь. Только чтобы в течение часа никто там даже не мелькал. Первое и непременное условие!
— А пассажиры?
— Пусть потерпят. Зато гарантированно пули в лоб не получат.
— Попробуем, — Марат поднялся. Еще раз копнул почву вокруг чуба. — Хмм… Попробуем!
* * *
Скрипач Дима наигрывал что-то из давнего французского, а может, просто импровизировал на ходу. Смотреть на него было грустно и больно. Он точно гладил свою глубоко музыкальную душу смычком, содрогаясь от неведомых публике сладостных всхлипов. Юное и бледное лицо скрипача собиралось морщинками семидесятилетнего старичка, губы плаксиво кривились. Егор хорошо помнил, как еще около года назад, на что-то надеясь, Дима ходил между столиков, интересуясь у посетителей, кто и что хотел бы услышать. Ему жестокосердечно говорили «спасибо, не надо», Дима возвращался в свой уголок и с отрешенной миной включал аудиосистему. Зеркальные диски он вколачивал в аппаратуру, как пацифист, вынужденный вопреки всему заряжать снарядами ненавистную пушку.