Поиск предназначения или Двадцать седьмая теорема этики   ::   Стругацкий Борис

Лицо распухло, глаза сделались красными, маленькими и тоскливыми, как у больного животного. Он и был больным животным. Робко звонила Лариска - он, с трудом сдерживаясь, попросил оставить его одного. Звонил угрюмый Виконт, потом приперся вместе с заранее перекошенным от сочувствия Мирлиным - он не пустил их за порог, он хотел быть один. Он был сейчас больной или раненый зверь, которому надо заползти куда-нибудь в чащу и там либо выжить, либо сдохнуть, но - в одиночку, только в одиночку... Он читал бумаги - свидетельство о смерти, документы о захоронении, - он словно надеялся найти там нечто существенное, но не нашел ничего, кроме отстраненно удивившей его записи о причине смерти: "атеросклероз артерий мозга". Почему - мозга? Ведь это был инфаркт, мимолетно удивился он и тут же забыл об этом, его вдруг потянуло читать письма, его - к ней, ее - к нему, письма тети Лиды и других маминых подружек, которых давно уже не было на свете, и какие-то ее записки по педагогике, и несколько вариантов автобиографии... И вот тут ему стало совершенно невмоготу - он собрал всю эту гору бумаги, перетащил в ванную и принялся жечь в печке-колонке - все подряд, уже больше не читая, не желая читать, не желая ничего помнить и узнавать......

Вот странно. Она сделала то же самое с отцовским архивом, когда получила похоронку - сожгла все, до последнего листочка, неживая, окаменевшая, с сухими глазами... (Испуганный и зареванный, он сидел в дальнем углу и следил за нею, боясь подойти: в сумраке, в отсветах огня она казалась ему деревянной и незнакомой).