Сведения на сей счет, достигшие ушей Томаса, чрезмерного доверия не внушали; да нечего тут опасаться, наоборот -- этот край располагает к себе, он привлекает и близостью к небесам, чистотой и свежестью ветра, и ощущением родства с землей, с камнями, с воздухом, с грозой... да, пожалуй, с самим небом.
Здесь остались следы его предков -- последних, кто ходил по этой земле до него. Многие миллионы лет по этому гребню бродили неведомые, а то и невообразимые твари. Этот край не менялся чуть ли не с времен сотворения мира; он стоял, как часовой -- оплотом постоянства посреди вечно меняющейся земли. Его не вздыбили перипетии горообразования, не утюжили ледники, не заливали континентальные моря -- многие миллионы лет стоял он сам по себе, не меняясь ни на йоту, и лишь неизбежное выветривание едва уловимо коснулось его облика мягкой кистью.
Томас сидел в пришедшей из прошлого комнате, а напротив покачивалась в своем скрипучем кресле старая дама. Даже прихлебывая чай и деликатно покусывая миниатюрный бутерброд с маслом, она не останавливала своего покачивания ни на миг.
-- Томас, -- старческим надтреснутым голосом сказала старушка, -- у меня есть для тебя работа. Ты обязан ее сделать, только тебе это по плечу. Результат чрезвычайно важен для меня.
Подумать только, чрезвычайно важен -- и не для кого-нибудь, а именно для нее! И при том совершенно все равно, будет ли этот результат важен или неважен еще хоть для одного человека. Ей важно, а на остальное плевать.
Решительный настрой старой дамы в качалке оказался настолько забавным, что затмил собой старомодную неуместность этой комнаты, этого дома и этой женщины.
-- Да, тетушка? Какая работа? Если я с ней справлюсь...