JК
Полые холмы :: Стюарт Мэри
Страница: 3 из 561Только вот рука. Дай срок, все заживет. Ты говоришь, поймал моего коня? А видел ты, как я упал?
– Да. Я был вон там. – Он махнул рукой туда, где кончался цветущий дрок и округло вздымался голый склон холма, испещренный серыми грядами скал, поросших зимним терновником. А дальше открывалась пустая и бескрайняя даль небес: в той стороне было море. – Я видел, как ты ехал этой долиной от моря, медленно-медленно. Я подумал, то ли болен, то ли спит в седле. А потом конь оступился – в яму, верно, копытом угодил, – и ты полетел на землю. Ты недолго пролежал без памяти. Я только-только подошел сверху...
Он не договорил – челюсть у него отвисла. Потрясенный, он смотрел, как я с трудом приподнялся, упираясь левой рукой, сел и осторожно положил себе на колени покалеченную правую руку. Она страшно распухла, из-под корки спекшейся крови сочилась свежая красная влага. Верно, я упал на руку, когда свалился с лошади. Спасибо, что потерял сознание. Теперь боль накатывалась волнами – то подымется, то отпустит, как прибой на галечном берегу, но дурнота прошла, голова хоть и болела от ушиба, но работала ясно.
– Матерь милосердная! – Пастушок побледнел. – Значит, конь тебя вовсе не сбрасывал?
– Нет. Я ранен в бою.
– Но у тебя нет меча.
– Потерялся. Неважно. Зато у меня есть кинжал и одна здоровая рука. Нет, нет, не пугайся. Мой бой кончен. Тебя никто не обидит. А теперь, если ты подсадишь меня в седло, я, пожалуй, поеду.
Он подал мне руку, и я встал.
– Да. Я был вон там. – Он махнул рукой туда, где кончался цветущий дрок и округло вздымался голый склон холма, испещренный серыми грядами скал, поросших зимним терновником. А дальше открывалась пустая и бескрайняя даль небес: в той стороне было море. – Я видел, как ты ехал этой долиной от моря, медленно-медленно. Я подумал, то ли болен, то ли спит в седле. А потом конь оступился – в яму, верно, копытом угодил, – и ты полетел на землю. Ты недолго пролежал без памяти. Я только-только подошел сверху...
Он не договорил – челюсть у него отвисла. Потрясенный, он смотрел, как я с трудом приподнялся, упираясь левой рукой, сел и осторожно положил себе на колени покалеченную правую руку. Она страшно распухла, из-под корки спекшейся крови сочилась свежая красная влага. Верно, я упал на руку, когда свалился с лошади. Спасибо, что потерял сознание. Теперь боль накатывалась волнами – то подымется, то отпустит, как прибой на галечном берегу, но дурнота прошла, голова хоть и болела от ушиба, но работала ясно.
– Матерь милосердная! – Пастушок побледнел. – Значит, конь тебя вовсе не сбрасывал?
– Нет. Я ранен в бою.
– Но у тебя нет меча.
– Потерялся. Неважно. Зато у меня есть кинжал и одна здоровая рука. Нет, нет, не пугайся. Мой бой кончен. Тебя никто не обидит. А теперь, если ты подсадишь меня в седло, я, пожалуй, поеду.
Он подал мне руку, и я встал.