JК
Последняя башня Трои :: Оскотский Захар
Страница: 76 из 467Так же, мельком, проходила информация о бесчисленных требованиях западной общественности к своим правительствам: действовать, остановить террор любой ценой! Всем было ясно, что это – не более чем беспомощные крики отчаяния, что сделать ничего нельзя и страшная необъявленная война будет только разрастаться.
И вдруг – неожиданно, поначалу непонятно, а потом все более явно и сокрушительно – пошла война совсем иная. Та, что изменила лицо планеты сильнее, чем все предыдущие войны. Та, которую мой дед всегда называл Третьей Мировой, но которая вошла в официальную историю под нелепым аптечным названием Контрацептивной.
4
Мы с дедом принимали в той войне самое активное участие. В качестве болельщиков. Так он говорил, посмеиваясь. Но в действительности все было куда серьезней. И не только потому, что на экране нашего старенького телевизора, искажавшем цвета, развертывалась величайшая драма истории. Те месяцы и годы стали временем нашего с дедом настоящего сближения. Все, что я сейчас собой представляю – мои знания о мире, мой образ мыслей, – все оттуда, из тех вечеров, из разговоров с дедом, превращавшихся в его монологи.
– Двести лет назад, – рассказывал дед, – жил великий поэт немецкий Гейне. Вы, обормоты нынешние, даже имени такого не слыхали. И вот, он писал: "Под каждой могильной плитой лежит своя всемирная история".
И вдруг – неожиданно, поначалу непонятно, а потом все более явно и сокрушительно – пошла война совсем иная. Та, что изменила лицо планеты сильнее, чем все предыдущие войны. Та, которую мой дед всегда называл Третьей Мировой, но которая вошла в официальную историю под нелепым аптечным названием Контрацептивной.
4
Мы с дедом принимали в той войне самое активное участие. В качестве болельщиков. Так он говорил, посмеиваясь. Но в действительности все было куда серьезней. И не только потому, что на экране нашего старенького телевизора, искажавшем цвета, развертывалась величайшая драма истории. Те месяцы и годы стали временем нашего с дедом настоящего сближения. Все, что я сейчас собой представляю – мои знания о мире, мой образ мыслей, – все оттуда, из тех вечеров, из разговоров с дедом, превращавшихся в его монологи.
– Двести лет назад, – рассказывал дед, – жил великий поэт немецкий Гейне. Вы, обормоты нынешние, даже имени такого не слыхали. И вот, он писал: "Под каждой могильной плитой лежит своя всемирная история".