Мартовские фиалки   ::   Керр Филипп

Я решил поспать, чтобы потом бодрствовать и, несмотря ни на что, ждать: а вдруг к Мучману вернется сознание? Наверное, я надеялся, что между нами произойдет трогательная сцена, вроде тех, что показывают в кино, когда умирающий открывает свою душу человеку, который склоняется над его ложем.

Когда я проснулся, было уже темно. Сквозь симфонию кашля и храпа, наполнявшую палату, до моего слуха донеслись звуки, по которым можно было безошибочно определить, что Мучмана рвет. Я свесился с койки и при свете луны наблюдал, как Мучман полулежит, опираясь на локоть, а другой рукой жмет на живот.

- Все в порядке? - спросил я.

- Как будто. - Он тяжело дышал. - Я буду жить вечно, как эта чертова галапагосская черепаха. - Он снова застонал и с усилием проговорил сквозь стиснутые зубы: - У меня спазмы в желудке.

- Хочешь пить?

- Хочу. Горло пересохло. - Его снова вырвало.

Я осторожно спустился вниз и ковшом зачерпнул воду из ведра, стоявшего рядом с койкой. Мучман с жадностью приник к ковшу, стуча зубами так, словно отбивал морзянку. Напившись, он вздохнул и откинулся назад.

- Спасибо, друг.

- Не стоит благодарности. Ты бы сделал то же самое для меня.

Он закашлялся и попытался рассмеяться.

- Ну уж нет, я бы не стал! - Голос у него дребезжал. - Побоялся бы заразиться. Ты ведь не знаешь, что у меня, правда?

Я какое-то мгновение колебался, а потом сказал ему все, как есть:

- У тебя желтуха.

Он сразу замолчал, и тут мне стало стыдно. Наверное, все-таки не стоило ему это говорить.

- Хорошо, что не стал врать. - Он снова помолчал. - А что с тобой?

- Да вот получил небольшой подарок от Гинденбурга.