JК
Мастер Страшного суда :: Перуц Лео
Страница: 61 из 177Инженера не смутило это движение.
— Успокойся, Феликс! — сказал он. — Я отлично знаю, что говорю. Я обстоятельно все обдумал и пришёл к убеждению, что барон ни в чем не виноват. Ты был не прав по отношению к нему, я требую только одного — чтобы ты меня выслушал.
Уверенность, с какой он говорил, оказала на мои нервы благотворное влияние. Чувство освобожденности, воспоминание о мучительном кошмаре, одним только мгновением раньше угнетавшем меня, теперь исчезло. Что меня совершенно серьёзно обвиняли в убийстве — это казалось мне теперь фантастической нелепостью. Теперь, когда ясный свет, свет действительности начинал струиться на вещи, я испытывал только своего рода напряжение, напряжение совершенно непричастного к делу человека, простое любопытство и больше ничего. «Как это все распутается? — спрашивал я себя. — Кто вогнал Ойгена Бишофа в смерть? На ком лежит бремя вины? А моя трубка, этот глупый свидетель, — по какому сцеплению обстоятельств попала она в эту комнату, на этот стол? Кого она уличает?»
Это я хотел, это я должен был установить, и глаза мои невольно приковались к инженеру, словно ему известен был выход из этого лабиринта неразрешённых загадок.
Не знаю, какое чувство в этот миг возобладало в моем противнике, были ли то гнев, нетерпение, раздражение, досада или разочарование, во всяком случае ему удалось его скрыть.
— Успокойся, Феликс! — сказал он. — Я отлично знаю, что говорю. Я обстоятельно все обдумал и пришёл к убеждению, что барон ни в чем не виноват. Ты был не прав по отношению к нему, я требую только одного — чтобы ты меня выслушал.
Уверенность, с какой он говорил, оказала на мои нервы благотворное влияние. Чувство освобожденности, воспоминание о мучительном кошмаре, одним только мгновением раньше угнетавшем меня, теперь исчезло. Что меня совершенно серьёзно обвиняли в убийстве — это казалось мне теперь фантастической нелепостью. Теперь, когда ясный свет, свет действительности начинал струиться на вещи, я испытывал только своего рода напряжение, напряжение совершенно непричастного к делу человека, простое любопытство и больше ничего. «Как это все распутается? — спрашивал я себя. — Кто вогнал Ойгена Бишофа в смерть? На ком лежит бремя вины? А моя трубка, этот глупый свидетель, — по какому сцеплению обстоятельств попала она в эту комнату, на этот стол? Кого она уличает?»
Это я хотел, это я должен был установить, и глаза мои невольно приковались к инженеру, словно ему известен был выход из этого лабиринта неразрешённых загадок.
Не знаю, какое чувство в этот миг возобладало в моем противнике, были ли то гнев, нетерпение, раздражение, досада или разочарование, во всяком случае ему удалось его скрыть.