Матёрый   ::   Донской Сергей Георгиевич

Ты, моя блондинка, сияешь, как картинка. Нинка, я люблю тебя давно».

Никакой блондинки рядом не наблюдалось. Только ноги торчали из «Мерседеса». Второй сторож — бритый под Котовского тип — сидел к Громову спиной. Поставленный на ребро ящик весь перекосился под весом его бочкообразного туловища, затянутого в чёрную маечку. Перед ним полыхал небольшой весёлый костерок. Бритоголовый казался полностью поглощённым его созерцанием и не собирался прерывать свою медитацию. Пришлось подать голос ещё раз, перекрикивая несмолкаемую «Нинку-Нинку»:

— Фью! Мужики!

Блатная лирика неожиданно смолкла, и из автомобильного салона донеслась неприязненная проза:

— Мужики в поле пашут. Собирают урожай.

— А бабы сидят, дожидаются? — осведомился Громов пока вполне нейтральным тоном.

Огнепоклонник лениво обернулся к нему и посоветовал:

— Ты бы хилял своей дорогой, говорун, пока я тебе твой длинный язык не обкорнал.

С этими словами он демонстративно поднёс к губам явно не столовый нож с насаженным на него шматом мяса и отправил угощение в рот.

Только теперь, втянув ноздрями свежий вечерний воздух, Громов понял, что пахнет жареным. В ушах прозвучал вздрагивающий детский голосок: «…сказал, что ест собак…» Глаза отыскали неподалёку от костра комок окровавленной белой шерсти.

— В обход давай, в обход, — махнул ножом парень, истолковав застывшую позу незнакомца как признак растерянного смятения. — Тебе повезло.