Матёрый   ::   Донской Сергей Георгиевич

А сам остался сидеть, весь скрючившись, словно откуда-то дул только им ощутимый ледяной ветер, пронизывающий до глубины души. Не могли согреть парнишку ни громовские шмотки, ни громовские соболезнования. Не поворачивая опущенной головы, он вдруг глухо произнёс:

— Она, перед тем как наверх подняться, со мной попрощалась. Сказала: ухожу навсегда, не поминай лихом… Так меня подразнить решила. Будто с вами остаётся. А я разозлился и не попрощался. Жаль.

Громов с трудом проглотил комок в горле и негромко спросил:

— Ты как, в порядке?

— Я-то в полном порядке, — отозвался Саня механическим голосом автоответчика. — А вот Ксюха…

— Тебе придётся немного побыть одному. Пока я съезжу к ближайшему телефону.

— Никуда не надо ездить. Ни «Скорой» не надо, ни милиции, ни пожарных. — Саня немного помолчал и вдруг произнёс нараспев:

— «Пьяный врач мне сказал: тебя больше нет. Пожарный выдал мне справку, что дом твой сгорел».

— Эй! — насторожился Громов. — Ты что?

— Не волнуйтесь, я не сошёл с ума, хотя хочется.

Это любимая Ксюхина песня. Там ещё такие слова есть: «Я смотрел в эти лица и не мог им простить того, что у них нет тебя и они могут жить…»

— Саня обернулся, давая Громову возможность хорошенько разглядеть свои ненавидящие глаза, и неожиданно сказал:

— Её ведь из-за вас убили. Вместо вас. И теперь вы должны мне помочь. Обязаны.

Конечно, он был прав, этот мальчик в чересчур просторном для него свитере.