JК
Матёрый :: Донской Сергей Георгиевич
Страница: 264 из 458Или, всхлипывая от усталости, опускал туда нелепый гроб… Бросал на его крышку первую горсть влажной земли…
Он так бы и копал руками, если бы перед ним не вонзилась в землю лопата. Он так бы и сидел у могилы, пригорюнившись, если бы Громов, не давая парнишке времени на раздумье и передышку, не сказал жёстко:
— Некогда отдыхать. Землю утаптывать надо.
Саня посмотрел на него, как на безумца, предложившего поплясать на чужих костях.
— Как можно? — возмущённо спросил он. — Она же там…
— Хочешь, чтобы кто-нибудь взялся по свежим следам клад искать? — Громов прищурился. — Утаптывай. Так надо.
— Нет. — Саня покачал головой. — Я не буду. Это вы уж как-нибудь без меня…
Пришлось браться за дело самому, сознавая, что каждое топанье ног по взрыхлённой земле гулко отдаётся в Санином сердце болью и ненавистью. Чтобы избавиться от его обжигающего взгляда, Громов сунул ему большой складной нож и распорядился:
— Ступай резать камыши. Охапки складывай сверху.
— Зачем?
Громов изобразил удивление:
— Разве ты не знаешь, зачем? Не догадываешься?
Он не мог позволить себе проявить жалость. Сочувствие — это лишь наркоз, обезболивающий, одурманивающий наркоз, который на деле не снимает боль и не уменьшает её.
— Делай, что тебе ведено, — буркнул Громов, не дождавшись ответа на свой вопрос. — Надгробья не будет. Речей, венков и цветов — тоже. Мы просто разведём здесь костёр. Не нравится? Но я предупреждал тебя насчёт черты, помнишь? Переступил? Иди дальше. Обратной дороги нет.
Он так бы и копал руками, если бы перед ним не вонзилась в землю лопата. Он так бы и сидел у могилы, пригорюнившись, если бы Громов, не давая парнишке времени на раздумье и передышку, не сказал жёстко:
— Некогда отдыхать. Землю утаптывать надо.
Саня посмотрел на него, как на безумца, предложившего поплясать на чужих костях.
— Как можно? — возмущённо спросил он. — Она же там…
— Хочешь, чтобы кто-нибудь взялся по свежим следам клад искать? — Громов прищурился. — Утаптывай. Так надо.
— Нет. — Саня покачал головой. — Я не буду. Это вы уж как-нибудь без меня…
Пришлось браться за дело самому, сознавая, что каждое топанье ног по взрыхлённой земле гулко отдаётся в Санином сердце болью и ненавистью. Чтобы избавиться от его обжигающего взгляда, Громов сунул ему большой складной нож и распорядился:
— Ступай резать камыши. Охапки складывай сверху.
— Зачем?
Громов изобразил удивление:
— Разве ты не знаешь, зачем? Не догадываешься?
Он не мог позволить себе проявить жалость. Сочувствие — это лишь наркоз, обезболивающий, одурманивающий наркоз, который на деле не снимает боль и не уменьшает её.
— Делай, что тебе ведено, — буркнул Громов, не дождавшись ответа на свой вопрос. — Надгробья не будет. Речей, венков и цветов — тоже. Мы просто разведём здесь костёр. Не нравится? Но я предупреждал тебя насчёт черты, помнишь? Переступил? Иди дальше. Обратной дороги нет.