Мазурка для двух покойников   ::   Села Камило Хосе

В доме дяди Клето все запущено, все идет через пень-колоду, водопровод разбит, стекла вылетели почти все, вместо них фанера и жесть, сиденья у одного стула тоже нет, нет света, телефон обрезан, паутина раз от разу все гуще, собака Веспора сдохла, подвывая, собака Веспора выла, чуя две смерти, тети Хесусы и собственную, Секундина сложила целую гору из ящиков и бумаг, а также курток и туфель и по крайней мере десяти метров клеенки, и подожгла, когда велели, не прежде, кто суеверен, кто нет, это дело вкуса, кто верит в чудеса и чудодейственные источники, кто нет, возможно, зависит от образования, есть божества красивые и образованные, бородатый Суселлус, рогатый Сернунно, есть невежественные и грубые, даже называя их, навлечешь беду, волна дикости захлестнула всех нас, и мы не можем избежать ее; Робин Лебосан заметил вчера вечером сеньорите Рамоне:

– Этот туман невежества повлечет очень печальную реакцию, Монча, и я не знаю противоядия.

– Я тоже, Робин, будем надеяться, что все пройдет, не затронув нас.

Раймундо, что из Касандульфов, когда бреется, напевает «Святое сердце»: «Святое сердце, идут года, но ты чаруешь нас всегда».

– Других песен не знаешь?

– А тебе что?

– Да так просто.

Раймундо, что из Касандульфов, также цедит сквозь зубы «Лицом к солнцу» и «Мой конь»; «Ориаменди» он насвистывает, так как не знает слов, то же с Гимном Риего, но тут нужно быть осторожным, можно кого-нибудь задеть. Раймундо, что из Касандульфов, не забывает о белой камелии для сеньориты Рамоны, ясно, что печаль не отшибла у него память.

Бальдомеро Марвис Касарес, Трипейро, отец девяти братьев Гамусо, всегда говорил, что выигравшему так же трудно, как и проигравшему; идя по жизни, ступай твердо, это так, но не слишком тревожь ближнего, тем более не обижай его, может обернуться плохо, бывает, сверкают кинжалы, не у всех раны быстро заживают, у некоторых – медленно; Нунчинья Сабаделье хотела повидать мир и не пошла дальше Бургаса, думаешь проглотить все, что тебе бросает судьба, потом видишь, что нет, и крошки не можешь съесть, и приходится склонять голову, чтобы ее не лишиться, нет и нет, лягушкам графства Типперэри нечего завидовать антельским.