JК
Предначертание :: Давыдов Вадим
Страница: 108 из 131Смолчало на этот раз сердце-вещун. Видать, кончилась жизнь моя, подумала Пелагея, и улыбнулась. Страха не было. Ярость, - неукротимая ярость разворачивалась в ней огненной пружиной.
– Эта? - спросил Толстопятов.
– Она, - вздохнул казачишка, что был с красными. Покосился на Толстопятова, на комиссара, - и вдруг бухнулся женщине в ноги, завыл страшно: - Прости, матушка! Прости душу грешную! Детушки малые ведь у мяне! Прости…
Толстопятов, матерясь, пнул доносчика сапогом изо всех сил, и тот, икнув, отлетел в угол, затих.
– Бог простит, - зло усмехнулась Пелагея. - Ну, чего смотришь, сволота?! Стреляй!
– Стрельнуть я тебя успею, - ощерился Толстопятов. - Сначала расскажешь нам про царевича своего. Прынцесса!
Несколько секунд она смотрела на Толстопятова, словно не понимая, что услышала. Неужто правда это, подумала Пелагея. Яшенька, царевич мой ненаглядный. Царевич, нет ли… Пускай, хоть и царевич - а мой. Был мой. Яшенька, сокол мой, свет мой ясный. Отпущу тебя теперь, родненький.
– Замудохаешься спрашивать, - прошипела Пелагея. - Стреляй, вошь краснопузая. Ни словечка от меня не добьёшься, гнусь!
– Ска-а-а-ажешь, - Толстопятов потащил шашку из ножен. - Я тя, стерва, на ремни порежу. По жилочке из тебя вытяну. У-у-у, ведьма! Ска-а-а-ажешь…
– А попробуй, - захохотала Пелагея, и вдруг двинула бёдрами так бесстыдно, что у мужчин вмиг вспотели ладони. - Попробуй, боров толстомясый. Ублажи меня пуще моего царевича. Авось, и скажу тогда.
– Эта? - спросил Толстопятов.
– Она, - вздохнул казачишка, что был с красными. Покосился на Толстопятова, на комиссара, - и вдруг бухнулся женщине в ноги, завыл страшно: - Прости, матушка! Прости душу грешную! Детушки малые ведь у мяне! Прости…
Толстопятов, матерясь, пнул доносчика сапогом изо всех сил, и тот, икнув, отлетел в угол, затих.
– Бог простит, - зло усмехнулась Пелагея. - Ну, чего смотришь, сволота?! Стреляй!
– Стрельнуть я тебя успею, - ощерился Толстопятов. - Сначала расскажешь нам про царевича своего. Прынцесса!
Несколько секунд она смотрела на Толстопятова, словно не понимая, что услышала. Неужто правда это, подумала Пелагея. Яшенька, царевич мой ненаглядный. Царевич, нет ли… Пускай, хоть и царевич - а мой. Был мой. Яшенька, сокол мой, свет мой ясный. Отпущу тебя теперь, родненький.
– Замудохаешься спрашивать, - прошипела Пелагея. - Стреляй, вошь краснопузая. Ни словечка от меня не добьёшься, гнусь!
– Ска-а-а-ажешь, - Толстопятов потащил шашку из ножен. - Я тя, стерва, на ремни порежу. По жилочке из тебя вытяну. У-у-у, ведьма! Ска-а-а-ажешь…
– А попробуй, - захохотала Пелагея, и вдруг двинула бёдрами так бесстыдно, что у мужчин вмиг вспотели ладони. - Попробуй, боров толстомясый. Ублажи меня пуще моего царевича. Авось, и скажу тогда.