Предначертание   ::   Давыдов Вадим

Спойте, мёртвые губы: Грена…



Тимур Кибиров



Оскверняй без меня мертвецов в мерзлоте,

Я не буду в обнимку с тобой

Над Бухариным плакать в святой простоте

Покаянною сладкой слезой!



Тимур Кибиров

Москва - Харбин. Май 1928

Замысел Городецкого сработал безупречно. Конечно, он, как никто, знал психологию, или, лучше сказать, основной психотип своих коллег по цеху и "товарищей" вообще, был отчаянно-нагло бесстрашен, обладая при авантюристическом складе характера душой настоящего воина, - уж в этом-то Гурьев успел убедиться на собственном опыте. И невольно задавался вопросом, - а если без Городецкого? Сумел бы он сам? Снятие за десять минут до отхода состава проводника в классном вагоне и "внедрение" на его место Гурьева выглядели - да и были, по форме своей, - классической чекистской операцией, к которым команды поездов "Москва-Харбин" давно и безнадёжно привыкли. Наверняка, приставлен присматривать за кем-то из нкидовцев [1] или иностранцев… А Гурьев, сыгравший, - не без труда, но весьма убедительно, - своего в доску рубаху-парня, только улыбался загадочно-беспечно, так, что ни у кого сомнений не оставалось: причастен "высших тайн". И подливал он тоже щедро - истерически-трезвеннический настрой первой советской эпохи уже начал медленно, но верно замещаться привычным пьянством по всякому поводу, а чаще - и вовсе без всякого. Его это всегда поражало, причиняя почти физическую боль, - зрелище того, как человеческая энергия, сила духа и воля растворяются в вине, как людские лица превращаются в хамские перекошенные хари.

И вот - дорога.