Предначертание   ::   Давыдов Вадим

Какая уж тут зависть! Тынша гудела,и жизнь, не смотря ни на что, налаживалась.



Тынша. Зима 1928

На месте раны осталась только маленькая белая звёздочка. Гурьев окреп - в плечах раздался, да и подрос ещё немного, похоже. Одежда маловата стала, пришлось в Хайлар съездить. Он по-прежнему работал у Тешкова, но жил теперь постоянно у Пелагеи. Полюшка…

Гурьев проснулся оттого, что почувствовал - она плачет. Тихо-тихо, неслышно почти. Он резко сел, обнял женщину за плечи:

– Что с тобой, Полюшка? Что, голубка моя?

– Ох, Яшенька, - она, всхлипнув, уткнулась головой ему в грудь. - Яшенька, люб ты мне…

– А плакать-то зачем? - улыбнулся Гурьев, гладя её по волосам. - Ну же, будет, будет, Полюшка.

– Старая ведь я для тебя, - Пелагея вскинула к нему лицо. - Старая, да и порченая, родить не смогу я… Яшенька, сокол мой… Присынается он мне, слышишь? Сыночек будто твой, на тебя будто капелька похожий. Я с ним в дорогу будто шагаю, а он у меня о тебе расспрашивает. Ох, Яшенька!

– Опять ты взялась, - Гурьев вздохнул. - Говорил же я тебе, Полюшка. Я тебя люблю ведь, глупая. Я с тобой. Здесь и сейчас. А что через день будет, то никому неведомо.

– Ты такой молодой ещё, Яшенька! Смотрю на тебя, не пойму я этого никак. По лицу - совсем ты мальчишечка ещё. А по разговору - будто лет сто тебе, не меньше. Я сама себя девчонкой подле тебя чувствую…

– А мне нравится.

– Тебе хорошо говорить… Сел да и поскакал, куда глаза глядят… А мне-то?! Да и не пара я тебе.