Предначертание   ::   Давыдов Вадим

Как же я уеду?

На следующее утро, провожая подводы с оружием дальше и видя, как обнимаются Гурьев с Шлыковым, станичники только головами качали. Кто ж таков наш Яков, подумал кузнец, если самого Шлыкова сумел… Кто ж таков-то он, Господи, надоумь?!

* * *



Видимо, вопрос этот не одного только кузнеца Тешкова и его семейство занимал. И не в одной лишь Тынше. В станице церкви своей пока не было, ездили обычно в Ургу или в Кули. Иногда и сам отец Никодим заезжал, если кто причаститься хотел или покойника соборовать. Вот и в это воскресенье - было тепло уже по-летнему, погода стояла - загляденье, - отправилась Марфа Тешкова в Усть-Кули. А возвратившись, вошла в избу, перекрестилась да и села мешком на пороге:

– Степан Акимыч! Батюшка! Яков-то наш…

– Чего опять!? - переполошился кузнец.

– Яков-то наш, - прошептала Тешкова и снова перекрестилась. - Царевич ведь он!

Степан Акимович молчал, наверное, минуту. А потом, не помня себя, заревел:

– Ты что плетёшь, дура?!? С тех пор, как Федька вернулся, совсем, старая, от радости с глузды съехала! Какой ещё царевич тебе?!?

– А такой, - возвысила голос Марфа Титовна, так что Тешков поперхнулся, - никогда ведь слова поперёк не сказала мужу, а тут… - Такой!

– Какой ещё царевич тебе, окстись, Марфа, - почему-то шёпотом повторил Тешков. - Казнили ж их всех. Сколько годов-то тому…

– Это тех казнили. А он спасся, - твёрдо сказала женщина. - Да это ж не я, это в народе говорят!

– Что говорят?!

– Что спасся цесаревич-то.