JК
Причастные - Новый поворот :: Скаландис Ант
Страница: 209 из 516- Вот сволочи! Ненавижу всех!" По коридору навстречу шел Фейгин.
- Димка! Ты знаешь, зачем меня вызывали?
- Нет.
- Тогда пошли в бар, выпьем чего-нибудь, я тебе расскажу.
И когда в бутылке коньяка осталось уже совсем на донышке, Димка сформулировал афоризм.
- Помнишь, - сказал он, - Гелины слова о том, что главная цель ГСМ это выживание. Так вот я понял: цель не изменилась, просто политика выживания плавно перетекла в политику выживания из. Из ГСМ. Скольких они уже выжили, посчитай. А мы с тобой на очереди. Наливай по последней.
В день отъезда, двадцатого мая, и на побережье, и в Симферополе шел проливной дождь. Настроение у Давида окончательно испортилось. А тут еще, что называется, до кучи подлил нежданную ложку яда добрый Зяма Ройфман. Он так и сказал уже на перроне, прощаясь, за каких-нибудь двадцать секунд до плавного отползания вагонов:
- Я к тебе исключительно по-доброму отношусь, Дод, поэтому и скажу: не путайся ты с моей лахудрой. Поиграл и хватит, до добра это не доведет. И ничего мне сейчас не отвечай. Не надо. Будь здоров, Дод.
А Давид и не хотел отвечать. Ничего. Никому. Да провались они все пропадом!
В Москве было пыльно и душно. Однако почему-то с утроенной силой захотелось работать. Наотдыхался уже.
И работать хотелось именно в этой прогнившей насквозь конторе со всеми ее дрязгами и интригами.
- Димка! Ты знаешь, зачем меня вызывали?
- Нет.
- Тогда пошли в бар, выпьем чего-нибудь, я тебе расскажу.
И когда в бутылке коньяка осталось уже совсем на донышке, Димка сформулировал афоризм.
- Помнишь, - сказал он, - Гелины слова о том, что главная цель ГСМ это выживание. Так вот я понял: цель не изменилась, просто политика выживания плавно перетекла в политику выживания из. Из ГСМ. Скольких они уже выжили, посчитай. А мы с тобой на очереди. Наливай по последней.
В день отъезда, двадцатого мая, и на побережье, и в Симферополе шел проливной дождь. Настроение у Давида окончательно испортилось. А тут еще, что называется, до кучи подлил нежданную ложку яда добрый Зяма Ройфман. Он так и сказал уже на перроне, прощаясь, за каких-нибудь двадцать секунд до плавного отползания вагонов:
- Я к тебе исключительно по-доброму отношусь, Дод, поэтому и скажу: не путайся ты с моей лахудрой. Поиграл и хватит, до добра это не доведет. И ничего мне сейчас не отвечай. Не надо. Будь здоров, Дод.
А Давид и не хотел отвечать. Ничего. Никому. Да провались они все пропадом!
В Москве было пыльно и душно. Однако почему-то с утроенной силой захотелось работать. Наотдыхался уже.
И работать хотелось именно в этой прогнившей насквозь конторе со всеми ее дрязгами и интригами.