Мегрэ и Долговязая   ::   Сименон Жорж

Ее это не очень-то интересует. Сейчас вот минут сорок пять она расспрашивала меня о жизни в тюрьме: в котором часу подъем, что там едят, злые ли там надзирательницы… Я подумала, что это может заинтересовать вас, и решила сделать вид, что мне дурно; встала и заявила, что пойду и потребую чего-нибудь попить, ведь это бесчеловечно заставлять женщин всю ночь томиться от жажды… Можно мне выпить еще глоток?

Эрнестина и в самом деле замучилась. От коньяка щеки у нее порозовели.

— А сын не признается?

— Нет еще. Она о нем говорила?

— Она прислушивается ко всякому шуму, вздрагивает каждый раз, когда открывается дверь. Она задала мне и такой вопрос: не знала ли я людей, которым отрубили голову на гильотине. Ну, теперь мне получше, пойду. Сейчас уж я буду начеку, не бойтесь.

Мегрэ отпустил Эрнестину, постоял у окна, выходившего во двор, вдохнул свежего воздуха и выпил глоток коньяку прямо из бутылки. Когда он проходил через кабинет, где работал переводчик, тот показал ему письмо, в котором было подчеркнуто одно место.

— Она это писала уже полтора года назад, — сказал он.

Мария писала своей приятельнице:

«Вчера я от души посмеялась. Г. был в моей комнате. Он пришел не за тем, за чем ты думаешь, а чтобы поговорить о моих планах: накануне я говорила, что собираюсь поехать на два дня в Ниццу.

Эти люди терпеть не могут путешествовать. Из Франции они выезжали только один раз в жизни. Тогда еще был жив отец, и они все вместе поехали в Лондон.