ПроМетро   ::   Овчинников Олег

Для внучека… Тогда она сменила пластинку на «вот так пашешь всю жизнь, пашешь… », но закончить мысль не смогла, а вместо этого выронила коляску – та три раза подпрыгнула на ступеньках, завалилась набок и дальше покатилась кубарем, внутри что-то отчетливо дзинькало – «мои хрусталя! » – с ужасом подумала она и привалилась бочком к низким перильцам, почти села верхом, будто собираясь прокатиться – и ведь покатилась же, покатилась чуть ли не с ветерком, легко, совсем как в детстве, когда сердце еще не разрывало на части не умещающимися внутри тревогами и заботами, когда поутру еще ничего не болело, а к вечеру ничто не отекало, и вместо пузырька валидола в нагрудный кармашек можно было воткнуть василек стебелька – или стебелек василька, сейчас она уже слабо чувствовала разницу, зато хорошо чувствовала слабость и приходящий вместе с ней покой, и лишь одна мысль назойливо и неотвязно свербела в мозгу, не давая упокоиться совсем – мысль о пятидесяти рублях, которые она заняла у Андрей Степаныча еще летом и до сих пор не собралась возвернуть. Не Бог весть какое богатство, но вдруг это грех? Ты уж, – обратилась она неизвестно к кому, – ради Бога… Тьфу ты, Господи, что я говорю! Ты уж меня прости, а если это грех, то и отпусти его мне, ты же видишь, что не со зла я, а из одной лишь забывчивости. Ну посмотри сам, нешто я, старая больная женщина, стану…

И тот, к кому она обращалась, всерьез задумался над ее словами.

Эпитафия третья. Третьестепенный персонаж, бывший друг Надежды, ныне начисто ее лишенный

О нем практически ничего не известно, кроме того что он «горел в танке», «там, где тоже постреливают»

Она заглянула в палату и спросила: – А ты почему еше не спишь? Голос ее звучал устало, что и немудрено, учитывая, что она отрабатывала уже вторую смену за день.

– Не спится, – сказал он, не поворачивая головы от окна. За окном тоже было темно.

– Плохо? – посочувствовала она.