JК
Мегрэ в Нью-Ёрке :: Сименон Жорж
Страница: 89 из 165Кажется, в те времена она была очень худой и очень бледной — такой худой и бледной, что ее прозвали Ангелом. Ну, а теперь она так толста, что… Мы сейчас перекусим, хорошо?.. Не знаю, виноват ли тут джин, только у меня спазмы… Отвратительно это — опять просить у вас денег… Так о чем бишь я говорил?.. Ангел, Люсиль… Старая приятельница Жермена… Сегодня как раз среда. Она наверняка будет у него часов в пять. И как всегда, принесет ему пирог. Клянусь вам, что я и не притронусь к нему, если мы с вами пойдем туда. Дело в том, что эта старая женщина, которую прозвали Ангелом и которая каждую среду приносит Жермену пирог…
— А вы предупредили вашего друга о нашем приходе?
— Я ему сказал, что, может быть… Я могу зайти за вами в половине пятого. Это довольно далеко, особенно если ехать подземкой — надо будет делать пересадку.
— Идемте!
Мегрэ внезапно решил не отпускать клоуна — уж очень тот был мрачен; он накормил его, увел к себе в гостиницу и уложил на зеленом плюшевом диване.
После этого, как и накануне, написал длинное письмо г-же Мегрэ.
Глава 6
Мегрэ поднимался за клоуном по скрипучей лестнице; Декстер, бог весть почему, решил идти на цыпочках, и комиссар поймал себя на том, что следует его примеру.
Печальный человек проспался после джина, и, хотя лицо у него было помятое, а язык заплетался, он оставил свой жалобный тон и заговорил чуть более твердым голосом.
— А вы предупредили вашего друга о нашем приходе?
— Я ему сказал, что, может быть… Я могу зайти за вами в половине пятого. Это довольно далеко, особенно если ехать подземкой — надо будет делать пересадку.
— Идемте!
Мегрэ внезапно решил не отпускать клоуна — уж очень тот был мрачен; он накормил его, увел к себе в гостиницу и уложил на зеленом плюшевом диване.
После этого, как и накануне, написал длинное письмо г-же Мегрэ.
Глава 6
Мегрэ поднимался за клоуном по скрипучей лестнице; Декстер, бог весть почему, решил идти на цыпочках, и комиссар поймал себя на том, что следует его примеру.
Печальный человек проспался после джина, и, хотя лицо у него было помятое, а язык заплетался, он оставил свой жалобный тон и заговорил чуть более твердым голосом.