JК
Мент :: Константинов Андрей
Страница: 434 из 448Он летел над Землей со скоростью три километра в секунду, под ним бушевал Тихий океан. Спутник GlobalStar равнодушно передал женский плач… В кабинете начальника оперчасти УЩ 349/13 осужденный Обнорский стиснул импортные шведские зубы.
Со стены на него смотрел вождь мирового пролетариата Ленин. Еще на него смотрел бывший сотрудник секретного отдела ЦК КПСС полковник Роман Семенов… В Санкт-Петербурге плач гражданки Израиля Рахиль Даллет слушал банкир Николай Наумов. Банкир улыбался и гладил левой рукой шерсть на затылке кавказской овчарки по кличке Фэри. Собака смотрела на Николая Ивановича преданными глазами.
В Нижнем Тагиле шел дождь. Капли барабанили по крышам, стеклам и заборам локалок. Весенний дождь смывал пыль, увлажнял готовую зазеленеть землю. В шорохе дождя звучал шепот: идет зеленый прокурор. В шорохе дождя обрушивались на зону женский плач, растерянность, одиночество.
— Ну что ты, Катя, — говорил Обнорский. — Что же ты плачешь?
— Я не буду… я больше не буду… Я сейчас соберусь, Андрюшенька, — отвечала она, продолжая всхлипывать.
— Как ты живешь, Катюша? — спросил Обнорский и удивился глупости и банальности своего вопроса. Ему казалось, что ситуация предполагает нечто более значительное, но это самое нечто не приходило в голову.
— Хорошо, — сказала Катя. — У меня все хорошо. А ты? Как ты?
— Я тоже нормально… Катя, тебя берут за горло? Ты одна сейчас? Ты можешь говорить свободно?
— Я не одна, Андрюша.
Со стены на него смотрел вождь мирового пролетариата Ленин. Еще на него смотрел бывший сотрудник секретного отдела ЦК КПСС полковник Роман Семенов… В Санкт-Петербурге плач гражданки Израиля Рахиль Даллет слушал банкир Николай Наумов. Банкир улыбался и гладил левой рукой шерсть на затылке кавказской овчарки по кличке Фэри. Собака смотрела на Николая Ивановича преданными глазами.
В Нижнем Тагиле шел дождь. Капли барабанили по крышам, стеклам и заборам локалок. Весенний дождь смывал пыль, увлажнял готовую зазеленеть землю. В шорохе дождя звучал шепот: идет зеленый прокурор. В шорохе дождя обрушивались на зону женский плач, растерянность, одиночество.
— Ну что ты, Катя, — говорил Обнорский. — Что же ты плачешь?
— Я не буду… я больше не буду… Я сейчас соберусь, Андрюшенька, — отвечала она, продолжая всхлипывать.
— Как ты живешь, Катюша? — спросил Обнорский и удивился глупости и банальности своего вопроса. Ему казалось, что ситуация предполагает нечто более значительное, но это самое нечто не приходило в голову.
— Хорошо, — сказала Катя. — У меня все хорошо. А ты? Как ты?
— Я тоже нормально… Катя, тебя берут за горло? Ты одна сейчас? Ты можешь говорить свободно?
— Я не одна, Андрюша.