JК
Псалмы Ирода :: Фриснер Эстер
Страница: 375 из 574Если ты знаешь еще что-то, что может сделать тебя приятнее для мужчины, то я желаю, чтоб ты мне это показала. И побыстрее.
Он отпустил ее руки. Голова кружилась, и Бекка подумала, как странно, что ноги все-таки ее держат. Она попыталась сделать шаг, но тут же споткнулась, так что Адонайе пришлось подхватить ее, чтоб она не грохнулась на пол.
— Эва! Полегче! Ты скоро придешь в себя — может, через час, может, раньше. Порция, что я истратил на тебя, совсем крохотная. Видишь, уже и прежний цвет кожи возвращается.
Ее глаза последовали за его взглядом, ощупывающим ее тело. Все, что он оставил на ней, была распахнутая измятая блуза, спустившиеся вязаные чулки и туфли. Она засмеялась прыгающим сухим смехом, за которым не слышалось даже капли человеческого веселья.
Адонайя внимательно оглядел ее и покачал головой:
— Ну это уж чересчур!
Она не могла остановиться и хохотала до тех пор, пока не упала на грудь Адонайи, ухватившись руками за его рубашку. Он снова поставил ее на ноги, проявив столько же заботы, как если бы она была куклой, вырезанной из дерева. А она все еще смеялась, хотя по ее исцарапанным и покрытым ссадинами щекам уже текли слезы и она чувствовала, что они жгут ее, как маленькие раскаленные шарики.
Этот смех изменил Бекку сильнее, чем окаянная булавка Адонайи. Сквозь мокрые от слез ресницы она видела, как выражение его лица меняется от удивления к тревоге, от тревоги к недоумению, пока наконец он не уставился на нее с неподдельным ужасом.
Он отпустил ее руки. Голова кружилась, и Бекка подумала, как странно, что ноги все-таки ее держат. Она попыталась сделать шаг, но тут же споткнулась, так что Адонайе пришлось подхватить ее, чтоб она не грохнулась на пол.
— Эва! Полегче! Ты скоро придешь в себя — может, через час, может, раньше. Порция, что я истратил на тебя, совсем крохотная. Видишь, уже и прежний цвет кожи возвращается.
Ее глаза последовали за его взглядом, ощупывающим ее тело. Все, что он оставил на ней, была распахнутая измятая блуза, спустившиеся вязаные чулки и туфли. Она засмеялась прыгающим сухим смехом, за которым не слышалось даже капли человеческого веселья.
Адонайя внимательно оглядел ее и покачал головой:
— Ну это уж чересчур!
Она не могла остановиться и хохотала до тех пор, пока не упала на грудь Адонайи, ухватившись руками за его рубашку. Он снова поставил ее на ноги, проявив столько же заботы, как если бы она была куклой, вырезанной из дерева. А она все еще смеялась, хотя по ее исцарапанным и покрытым ссадинами щекам уже текли слезы и она чувствовала, что они жгут ее, как маленькие раскаленные шарики.
Этот смех изменил Бекку сильнее, чем окаянная булавка Адонайи. Сквозь мокрые от слез ресницы она видела, как выражение его лица меняется от удивления к тревоге, от тревоги к недоумению, пока наконец он не уставился на нее с неподдельным ужасом.