Псалмы Ирода   ::   Фриснер Эстер

Я не могу даже слушать о таких грязных делах, не осквернив себя, а один Бог знает, найду ли я по эту сторону города место, где смогу по-настоящему очиститься.

Город! Это слово заставило Бекку так резко повернуть голову, будто что-то-хлестнуло ее по лицу. Множество вопросов зашевелилось у нее на языке, но прежде чем она успела задать хотя бы один, мужчина взглянул на беспокойно копошащегося ребенка.

— Она — вот что сейчас главное, — сказал он с такой нежностью, что сердце Бекки еще сильнее, чем всегда, потянулось к девочке. Теперь, когда он снова двинулся в ночь, уже и речи не было, чтобы отобрать у него ребенка.

Их не преследовали. А если и преследовали, то Бекка ничего не слышала. Она старалась занять мозг дорогой, а глаза — зрелищем широкой спины Гилбера. Яблони вскоре остались позади, земля на какое-то время стала ровной и пустой, а потом они через поле вошли в заросли худосочного сосняка. Бекка не имела ни малейшего представления ни о том, где они находятся, ни о том, где лежит ближайший хутор. Небо могло ей дать некоторые указания насчет того, в каком направлении они идут, но, оказавшись под покровом колючих ветвей, она не могла видеть звезды.

Шифра начала плакать. Гилбер бормотал что-то на детском лепечущем языке, но результата это не давало. Ребенок уже не поддавался на пустые уговоры. Шифра издавала громкий ритмичный вопль, в котором скорее звучала злость, чем какая-нибудь конкретная нужда. Бекка слышала, как Гилбер несколько раз выругался — брань относилась к незадаче, к хуторянам, к глупости, к потере времени, даже к самой Бекке… но только не к малышке.