Путешествие одиннадцатое   ::   Лем Станислав

Хозяин тем временем четвертовал обе свои куклы, отложил топор, который он называл ламигнатницей, и спросил, доволен ли я. Я заверил его, что давно уже не испытывал подобного удовольствия.

Так началась моя невеселая жизнь на Ворекалии. Угром, позавтракав кипящим маслом, хозяин отправлялся на работу, а хозяйка что-то упоенно распиливала в спальне - кажется, телят, хотя поручиться не могу. Мычание, визг и шум выгоняли меня на улицу. Занятия жителей были довольно однообразны. Четвертование, колесование, сожжение, рассечение... Через несколько дней я уже на собственный перочинный ножик не мог смотреть. Мучительный голод гнал меня за город, где в кустах я торопливо поглощал сардинки и бисквиты. Не удивительно, что при такой диете я все время был на волосок от икоты, угрожавшей мне смертельной опасностью.

От скуки я копался в домашней библиотеке хозяев, но и в ней не было ничего интересного: несколько унылых перепечаток дневника маркиза де Сада и, кроме них, одни лишь брошюрки вроде "Опознания слизняков". Я запомнил несколько абзацев из нее. "Слизняк, - гласило начало, - консистенцией подобен пирогу... Зеницы мутные, водянистые, понеже зерцалом паскудства душевного являются.. Обличьем резиноватые..." - и так далее, без малого на ста страницах.

По субботам появлялась в доме местная знать - мастер латного цеха, помощник городского оружейника, старший цеховой, два протократа, один архимуртан - к несчастью, я никак не мог понять, что это за звания, потому что речь шла в основном об изящных искусствах, о театре, об отменном функционировании Его Индуктивности.