JК
Пылающие скалы :: Парнов Еремей Иудович
Страница: 439 из 446Геометрическая безупречность фигур стократно усиливала гнетущее впечатление унизительной беспомощностиперед вселенской катастрофой, постичь и измерить которую едва ли мог человеческий разум.
По крайней мере, так ощущал Кирилл, когда он вышагивал возле вездехода, энергичными взмахами и приседаниями разгоняя застывшую кровь.
Справа под россыпью Млечного Пути вырисовывались неприступные башни крепости, в которой могли бы жить великаны. Но ни в крепость, ни в громоздящиеся ступенчатыми ярусами дома войти было никак невозможно. Ни окон, ни лазов в отвесном граните, вздыбленном над заваленными щебнем хаммадами и языками песков.
Одно оставалось: забраться в уютный кузов, экономно включив обогрев, и растянуться на жестких сиденьях до утра.
— Тавтай нойрсоорой, — пожелал Кирилл всем спокойной ночи, старательно выговаривая слова, и забылся неглубоким тревожным сном, когда настороженный мозг, скользя сквозь разорванные видения, не забывает о холоде и неудобстве.
Лобсан растолкал его на рассвете. В замороженных окошках едва серело. Ныли суставы и безумно хотелось спать.
— Почему так рано? — Кирилл с трудом разлепил веки, плохо соображая, где он и что с ним.
— Пора вставать. Скоро увидишь.
Позавтракав всухомятку — в термосе едва набралось по полкружке на брата, — они повыпрыгивали на заиндевелую землю. Камни вокруг дымились тончайшим матовым серебрением. И тишина стояла такая, что поскрипывание шагов отдавалось в ушах протяжным эхо.
По крайней мере, так ощущал Кирилл, когда он вышагивал возле вездехода, энергичными взмахами и приседаниями разгоняя застывшую кровь.
Справа под россыпью Млечного Пути вырисовывались неприступные башни крепости, в которой могли бы жить великаны. Но ни в крепость, ни в громоздящиеся ступенчатыми ярусами дома войти было никак невозможно. Ни окон, ни лазов в отвесном граните, вздыбленном над заваленными щебнем хаммадами и языками песков.
Одно оставалось: забраться в уютный кузов, экономно включив обогрев, и растянуться на жестких сиденьях до утра.
— Тавтай нойрсоорой, — пожелал Кирилл всем спокойной ночи, старательно выговаривая слова, и забылся неглубоким тревожным сном, когда настороженный мозг, скользя сквозь разорванные видения, не забывает о холоде и неудобстве.
Лобсан растолкал его на рассвете. В замороженных окошках едва серело. Ныли суставы и безумно хотелось спать.
— Почему так рано? — Кирилл с трудом разлепил веки, плохо соображая, где он и что с ним.
— Пора вставать. Скоро увидишь.
Позавтракав всухомятку — в термосе едва набралось по полкружке на брата, — они повыпрыгивали на заиндевелую землю. Камни вокруг дымились тончайшим матовым серебрением. И тишина стояла такая, что поскрипывание шагов отдавалось в ушах протяжным эхо.