JК
Месть вора :: Седов Борис
Страница: 57 из 108Готовые перегрызть глотку любому, кто хоть чуть-чуть лучше их, добрее их.
– Но ведь ты меня защитишь?
– Эх, – пробормотал я. – Кто бы меня самого защитил? – И опять черт дернул меня за язык. – Знаешь, Настена. Вот приеду к тебе будущим летом, и там будет видно, смогу ли я забрать тебя с собой в «мир». Будет ли вообще куда везти тебя, милая.
– Хоть куда, Костушка, – всхлипнула Настя. – Хоть в шалаш, хоть в землянку. Куда пожелаешь, пойду за тобой. – И, по-видимому, решив, что официальная часть исчерпана, решила перейти к более приятным вещам. Оторвалась от меня, села в постели и ловко стянула с себя рубашку. И опять крепко прижалась ко мне. – Приголубь меня, милый. Грешная я. Да только недолго уже грешить мне осталось, – тяжко вздохнула она. – Так не терять же остатние денечки с тобой. Потом, как уедешь, грехи буду замаливать. А пока… Приголубь меня, родненький, чтобы снова себя не помнила. Чтобы все мои косточки, все мои волосики пели. Приголубь меня, Костушка!
* * *
Уезжали мы хмурым дождливым утром. Вчетвером – Я, Комяк, Трофим и Настасья, которая настояла на том, чтобы проводить нас «хотя бы до старицы». Далеко ли до этой старицы, я не знал.
– Да недалече, – заверила меня Настя. – Верст с пять будет, не боле. А дале назад ворочусь. – Она белой тряпицей протерла мне мокрое от дождя лицо. – Хорошо, что в дождь уезжаете. Примета добрая. Гладкой будет дорога.
Затянувшаяся церемония прощания («Любезный братец Костушка, доброго пути тебе, родненький».
– Но ведь ты меня защитишь?
– Эх, – пробормотал я. – Кто бы меня самого защитил? – И опять черт дернул меня за язык. – Знаешь, Настена. Вот приеду к тебе будущим летом, и там будет видно, смогу ли я забрать тебя с собой в «мир». Будет ли вообще куда везти тебя, милая.
– Хоть куда, Костушка, – всхлипнула Настя. – Хоть в шалаш, хоть в землянку. Куда пожелаешь, пойду за тобой. – И, по-видимому, решив, что официальная часть исчерпана, решила перейти к более приятным вещам. Оторвалась от меня, села в постели и ловко стянула с себя рубашку. И опять крепко прижалась ко мне. – Приголубь меня, милый. Грешная я. Да только недолго уже грешить мне осталось, – тяжко вздохнула она. – Так не терять же остатние денечки с тобой. Потом, как уедешь, грехи буду замаливать. А пока… Приголубь меня, родненький, чтобы снова себя не помнила. Чтобы все мои косточки, все мои волосики пели. Приголубь меня, Костушка!
* * *
Уезжали мы хмурым дождливым утром. Вчетвером – Я, Комяк, Трофим и Настасья, которая настояла на том, чтобы проводить нас «хотя бы до старицы». Далеко ли до этой старицы, я не знал.
– Да недалече, – заверила меня Настя. – Верст с пять будет, не боле. А дале назад ворочусь. – Она белой тряпицей протерла мне мокрое от дождя лицо. – Хорошо, что в дождь уезжаете. Примета добрая. Гладкой будет дорога.
Затянувшаяся церемония прощания («Любезный братец Костушка, доброго пути тебе, родненький».