Страница:
415 из 415
И еще он запомнил, как по узенькой, пыльной проселочной дороге, что шла сквозь это поле, неспешно ехал мальчишка на повозке, запряженной каурой лошадью, а возле, весело взбрыкивая, бежал жеребенок, похожий на подростка, такой же длинноногий и пугливый; только бы подольше мне видеть это, подумай Ростопчин, только бы не уходило это видение, боже мой, как прекрасно оно и сколько в нем спокойствия, оно вызывает во мне такую же радость, как терпкий запах мандаринового варенья, который стоял в платяном шкафу маменьки, когда мы еще жили на Поварской, в нашем доме; какое же это было запретное, трепетное счастье — влезть в маменькин шкаф и ощутить чудный запах мандаринового варенья и горьковатых духов; нет и не будет в мире другого такого запаха; маменька, Поварская, Первопрестольная, снег за окном, перезвон колоколов в церкви Петра и Павла, тихий, протяжный, стремительный поскрип розвальней и пофыркивание лошадей в игольчатом инее — гривастых, с загадочными глазами и теплыми ноздрями, пахнущими свежим хлебом.
...Дворецкий встретил его на своем стареньком «рено»: «Все имущество арестовано, князь, вас ждут адвокаты; какая низость; мы останемся с вами, что бы ни случилось».
Ростопчин благодарно похлопал его по плечу, говорить не мог, ж а л о.
Он умер по дороге в замок; лицо его было спокойным, — лишь в уголках рта застыла недоуменная улыбка, в которой виделось что-то невыразимо детское; так, впрочем, было лишь несколько мгновений; потом лоб и щеки стали быстро желтеть, и поэтому сделались особенно заметными седина и горестные морщины на запавших старческих висках.
Ялта — Лондон. 1984 г.
|< Пред. 411 412 413 414 415 >|