JК
Рудимент :: Сертаков Виталий
Страница: 394 из 415А Барков, как самый опытный, выучится всяким трюкам с лошадьми, лошади будут угадывать нужную карту, танцевать и кланяться публике…
И нам никто не будет нужен, нас все будут любить, на великом пути пионеров нас будут ждать и помнить, давать в дорогу пироги и просить, чтобы мы непременно завернули на обратном пути и поведали о том, что творится в далекихземлях…
Вскоре я поймал верное звучание, словно недалеко, слева, справа, вокруг меня зазвучал невидимый камертон, на который мы все настраивались, только малыш звучал иначе… И тогда я осмелился и повел речь о главном. Я не сгущал краски, я терпеливо и внятно пересказывал им историю маленького парализованного мальчика, который мечтал вырасти и стать ученым, сочинять стихи и песни… А затем я рассказал им о другом мальчике, который так мечтал о внимании, мечтал соорудить для всех несчастных людей Храм, от которого бы шло сияние, и люди выходили бы из него чистыми и добрыми… Я рассказал им о девочке, которая была настолько неудобной родителям, что никто не желал замечать ее великого волшебства, ее шапки-невидимки… Я вспомнил и о парне, который всю жизнь чувствовал себя никому не нужным, которого бросили в чужой стране, потому что он не хотел жить, как все, и тогда он внушил себе, что хочет уйти навсегда… Бог мой, как я устал!!! Когда я закончил, коварное рыжее солнце уже подминало изумрудный туман рассвета, уже напилось росы, и миллионы осатаневших кузнецов заколотили в свои барабаны. Но на щеках Леви появился румянец, а Таня впервые мне улыбнулась. Барков курил, понурившись на подножке, и незаметно показал мне большой палец.
Наверняка, я произнес много лишнего, много слов, которые пробегают сквозь мои губы незамеченными, как шустрые полевки в подполе… Но я соблюдал главный принцип, говорил только о хорошем.
И нам никто не будет нужен, нас все будут любить, на великом пути пионеров нас будут ждать и помнить, давать в дорогу пироги и просить, чтобы мы непременно завернули на обратном пути и поведали о том, что творится в далекихземлях…
Вскоре я поймал верное звучание, словно недалеко, слева, справа, вокруг меня зазвучал невидимый камертон, на который мы все настраивались, только малыш звучал иначе… И тогда я осмелился и повел речь о главном. Я не сгущал краски, я терпеливо и внятно пересказывал им историю маленького парализованного мальчика, который мечтал вырасти и стать ученым, сочинять стихи и песни… А затем я рассказал им о другом мальчике, который так мечтал о внимании, мечтал соорудить для всех несчастных людей Храм, от которого бы шло сияние, и люди выходили бы из него чистыми и добрыми… Я рассказал им о девочке, которая была настолько неудобной родителям, что никто не желал замечать ее великого волшебства, ее шапки-невидимки… Я вспомнил и о парне, который всю жизнь чувствовал себя никому не нужным, которого бросили в чужой стране, потому что он не хотел жить, как все, и тогда он внушил себе, что хочет уйти навсегда… Бог мой, как я устал!!! Когда я закончил, коварное рыжее солнце уже подминало изумрудный туман рассвета, уже напилось росы, и миллионы осатаневших кузнецов заколотили в свои барабаны. Но на щеках Леви появился румянец, а Таня впервые мне улыбнулась. Барков курил, понурившись на подножке, и незаметно показал мне большой палец.
Наверняка, я произнес много лишнего, много слов, которые пробегают сквозь мои губы незамеченными, как шустрые полевки в подполе… Но я соблюдал главный принцип, говорил только о хорошем.