JК
Рудная черта :: Мельников Руслан
Страница: 3 из 73Дружинники, ожидавшие Всеволода где-то у входа в замковую усыпальницу, не кличут своего воеводу Однорукий кастелян, брат Томас, тоже не торопит, не зовет на стены…
Всеволод шумно вдохнул сухой воздух подземелья. Выдохнул. Вытер пот со лба.
Пот был холодным. Сердце бешено колотилось в груди. Есть от чего. Эржебетт не просто поведала ему свою историю, она заставила его самого пережить случившееся. Б ее шкуре. Понять, прочувствовать шкурой своей. После такого человека не заподозришь во лжи. Ни человека, ни нечеловека.
И как ее судить после такого? Как казнить? А судить и казнить придется. Темная тварь – есть темная тварь. И то, что ею сотворено…
– Теперь ты знаешь, воин-чужак, через что я прошла и почему, что испытала и как, – Эржебетт говорила спокойно, с усталой улыбкой на устах. – Тебе известно, что проход между мирами открыт моей матерью и мною удержан открытым, И что моя смерть уже ничего не изменит и не остановит Набег. Но ты, конечно, вправе меня убить. Или предоставить это Бернгарду.
Она, похоже, не сожалела о случившемся. Но своим смиренным видом и речами Эржебетт показывала, что открылась перед ним, и, открывшись, полностью отдается на его милость. И эта ее откровенность, покорность, готовность, смирение – вот что было хуже всего. Если бы Эржебетт юлила, если бы хитрила, выкручивалась, если бы! Если бы бесновалась, если бы грозила или исходила слезами раскаяния, в искренности коих Всеволод не преминул бы усомниться!
Если бы…
А так… У-у-у, треклятая ведьмина дочь! Знает ведь, как внести смятение в душу, как заставить дрогнуть руку, привыкшую разить нечисть без жалости и промедления.
Всеволод шумно вдохнул сухой воздух подземелья. Выдохнул. Вытер пот со лба.
Пот был холодным. Сердце бешено колотилось в груди. Есть от чего. Эржебетт не просто поведала ему свою историю, она заставила его самого пережить случившееся. Б ее шкуре. Понять, прочувствовать шкурой своей. После такого человека не заподозришь во лжи. Ни человека, ни нечеловека.
И как ее судить после такого? Как казнить? А судить и казнить придется. Темная тварь – есть темная тварь. И то, что ею сотворено…
– Теперь ты знаешь, воин-чужак, через что я прошла и почему, что испытала и как, – Эржебетт говорила спокойно, с усталой улыбкой на устах. – Тебе известно, что проход между мирами открыт моей матерью и мною удержан открытым, И что моя смерть уже ничего не изменит и не остановит Набег. Но ты, конечно, вправе меня убить. Или предоставить это Бернгарду.
Она, похоже, не сожалела о случившемся. Но своим смиренным видом и речами Эржебетт показывала, что открылась перед ним, и, открывшись, полностью отдается на его милость. И эта ее откровенность, покорность, готовность, смирение – вот что было хуже всего. Если бы Эржебетт юлила, если бы хитрила, выкручивалась, если бы! Если бы бесновалась, если бы грозила или исходила слезами раскаяния, в искренности коих Всеволод не преминул бы усомниться!
Если бы…
А так… У-у-у, треклятая ведьмина дочь! Знает ведь, как внести смятение в душу, как заставить дрогнуть руку, привыкшую разить нечисть без жалости и промедления.