Мое почтение, красотка   ::   Сан-Антонио

К счастью — а для негок несчастью, — его удерживает Толстяк. Он взглядом спрашивает меня, можно ли начинать. Так же взглядом я отвечаю “да”. Большое Брюхо загоняет свою жвачку за щеку и начинает “Императорский вальс”.



Глава 19

Через пару минут холуй становится похожим на медный котел, спущенный с парадной лестницы Букингемского дворца. Толстяк больше, чем кто бы то ни было, любит исправлять внешность своих современников.

Сначала он ставит фингалы под глазами, затем обрывает уши, после чего, сочтя, что труды по украшению идут в нужном направлении, отвешивает Длинному Носу двойную плюху по хлебалу. Лакей издает бульканье, потом со вздохом меланхолично выплевывает на паркет три зуба.

— Остановись, Толстяк, — приказываю я.

Он отпускает свою живую грушу и возвращает жвачку в центр помещения, предназначенного для жевания. Слуга падает в кресло. Я подхожу к нему и обыскиваю. Под мышкой у него пушка крупного калибра.

— Это с такой штуковиной ты делаешь уборку? Он не реагирует. Он выглядит так, будто поругался с бульдозером… Его жена не двигается. Оба достаточно хорошие психологи, чтобы понять, что сидят в дерьме по уши.

— Как открыть проход? — обращаюсь я к бабе Она отворачивается.

Тогда я говорю себе, что сейчас не время миндальничать. С волками жить — по-волчьи выть.

— Займись мадам тоже! — велю я Толстяку. — Но сначала засунь свою долю старой французской галантности в задний карман. Эти козлы — шпионы и подлые убийцы.