Мой бедный Ёрик   ::   Вересов Дмитрий

Его огромные ступни высунулись между перилами, и домашние долго пытались вытащить застрявшего, несгибаемого великана-старика. Они поворачивали, приподнимали его, покрикивали друг на друга. Так грузчики обычно возятся со старинным трехстворчатым шкафом. А когда, наконец, Василия Ивановича положили на ковер у камина, чтобы немного передохнуть, прежде чем донести его до кровати, Аня, жена Иеронима, вскрикнула. Она поймала последний взгляд старика, цепкий, внимательный взгляд художника, но полный отчаянья и ужаса. Аня и теперь, спустя год, часто говорила Иерониму, что у нее есть странное ощущение, будто отец унес с собой в могилу ее образ, не нарисованный, но оставшийся в памяти портрет…

— Отец, отец, — тихо сказал Иероним, — что бы ты сказал мне сейчас? Понял бы ты меня? Пристыдил бы, сказал, что я веду себя не по-мужски? Что я совершаю большую ошибку?.. Я все решил.

Я сознательно иду на это. Я стану другим. Ради нее… Только ради нее. Ради нее одной я должен исправить свой автопортрет, реальный, живой автопортрет. Я нарисую себе завистливые глаза, слабый, нервный рот… Ведь я же — художник. Что стоит мне нарисовать ничтожество? Так надо…

Иероним сидел перед последней картиной отца. Это был автопортрет художника с женой. По мнению Иеронима, работа была не самостоятельной. Странно, что в конце жизни Василий Лонгин подпал под влияние импрессиониста Дега. Впрочем, автопортрет не был завершен.

Себя отец изобразил полулежащим на диване в гостиной. Его жена, мачеха Иеронима, играет на рояле.