Мой бедный Ёрик   ::   Вересов Дмитрий

Черенки от чудских лопат и топоров, истлевшие буденовки и ржавые штыки зимней финской кампании с тех пор лежали в кладовке. Но зато на стенде музея была подробно представлена история часового Ивана Мерзлых, который не нарушил устав караульной службы. Были здесь отражены личности и того самого комбата, — на фотографии он был, разумеется, трезвым, — и девушек-лесорубов. Кто-то из участников тех событий или их родственников приезжал сюда, останавливался у Аниных родителей, пил водку и пел фронтовые песни до тех пор, пока мать Ани, Мария Петровна, молча не выставляла гостевые чемоданы на крыльцо.

Мария Петровна обладала тяжелым характером, хотя Аня на себе это не чувствовала. Ее мать баловала, а отца, что называется, ела поедом.

— Лешка, ты куда собрался? За каким тебя в огород понесло? Все уже полото-переполото! Надо? Стрелы тебе межоной надо! Растрепа! Что ты тут с молотком ходишь? Еще зашибешь кого-нибудь! Шел бы в огород, траву таскать! Все бурьяном заросло! Ты куда в ботинках?! Ты куда в тапках?! Проходимец!..

Что это за «стрела межоная»? Откуда она взялась? С фотографий на Аню смотрела Маша Гвардейцева — задорная девушка-хохотушка, секретарь комитета комсомола завода ЖБИ.